Новый год принес майору Касселу неприятности на работе. Это следовало ожидать, ведь теперь, когда прежнего полковника сместили с должности, в штабе произошли небольшие зачистки, призванные официально - устранить малоэффективные кадры, а неофициально - убрать тех, кто до сих пор был предан старому начальству. Надо было отдать должное новому полковнику Чарльзу Бёртону - чистки прошли тихо, а информация о них не просочилась за порог штаба карательных отрядов.
Одного из подчиненных Вальтера тоже сослали в другой город, а новичка, способного занять место лейтенанта, пока что не находилось. Однако всю зиму отряд Кассела гоняли по улицам, будто надеясь, что их истреплет непогодой или уберет с пути несчастным случаем; не считая парочки простуженных капралов, подопечные майора сохранили свою численность до весны.
Сейчас, утром седьмого марта, майор должен был встретиться и оценить состояние подростка, который некогда сам явился в штаб, честно признался, что видел, когда и в какое время он сойдет с ума, и попросил поставить себя на учет. Этот мальчик, Альвин, воспитывался в церкви на окраине города и никак не производил впечатления опасного элемента.
Небольшое личное дело, заведенное кем-то из сержантов на Альвина, теперь лежало на столе перед Вальтером. В графах были указаны возраст, пол, несколько слов о родителях мальчика, вклеена его черно-белая фотокарточка, силуэт на которой, впрочем, почти сливался со светлым фоном. На другой странице была информация поважнее - описание и специфика Дара подростка, физические данные, психологический портрет. Непонятно было, почему паренька сослали на беседу с карателем достаточно высокого звания, но шептались, что причина была гораздо серьезнее, чем простая нелюбовь полковника к "старой гвардии".
Не успела стрелка часов перевалить за отметку в половину одиннадцатого, как в дверь кабинета раздался сдержанный стук, а следом в дверном проеме показалось раскрасневшееся с весеннего мороза лицо пятнадцатилетнего юноши:
- Д-доброе утро! Можно войти?