Хороший день... Он послужил доказательством того, что даже к карательной работе порою стоит подходить творческим путем. Только вот беда: особой любви к спектаклям за Эштропом никогда не водилось, а изобразить на полном серьезе товарищество с человеком, которого не просто видишь впервые, а заключенным - это еще надо постараться.
Казалось бы, разве есть что-то проще, чем перевести объект из точки "А" в точку "Б", без шума и посторонних свидетелей. Эдгар достаточно хладнокровно принял порученное ему задание. Правда, как только они пересекли черту города его уверенность резко улетучилась. Не привлекать внимание? Ха! Что ж, оставалось только наедятся, что у его "товарища" не водится навязчивой идеи улизнуть. К тому же этот темный омут. "На руках" у капитана были лишь строгие инструкции по выполнению операции и ничего более. Ни целей, ни причин, ни имени того, кого ему положено доставить в подвалы штаба. Эштроп уже давно привык к роли исполнителя и не задавать лишних вопросов, однако, это не мешало иногда проявляться обычному человеческому качеству - любопытству. 
- Молчание - особое искусство беседы, - Эдгар скорее сам не выдержал паузы, затянувшийся еще с железнодорожной платформы, нежели решил выполнять указания, - это великолепное свойство в подобном толковании делает тебя просто незаменимым собеседником.
Стоит ли удивляться, кому доставят удовольствие разговоры с собственным надзирателем? К тому же, к какому будущему он сопровождает этого человека Эдгар мог только догадываться. Но это уже точно не его дело. Смерив оценивающим взглядом своего товарища по "кандалам", Эштроп слегка прищурился.
- Форма тебе впору, капрал?

- Благими намерениями вымощена дорога в ад, - Эдгар чуть нахмурился и хотел было выдернуть руку из крепкого захвата, но вовремя вспомнил где и главное с кем находится. Поэтому лишь раздраженно вздохнул, - Понимай как хочешь - а исход-то все равно один. Разве нет?
Можно сказать, он проигнорировал умозаключение заключенного, предпочитая не касаться ни только философии несогласных относительно системы, но и самой системы в целом. Практический сразу, вступив на службу, Эдгар понял простую вещь: красноречие и свободомыслие предадут быстрее и качественнее любой непостоянной женщины. К тому же после внезапной смены верхов, следовало предпринимать двойную осторожность.
Нельзя сказать, что капитана привели в восторг высказывания подопечного относительно города, но и возразить было нечем. Да и к чему? Эта правда глаз не колит. Да и Эштроп не был таким уж рьяным патриотом. Март в этом году выставил Зимтаун в самых чудовищных красках, обнажив всю скверность серых будней.
Весь пройденный уже путь Эдгар вел себя сдержано, как и положено "человеку в погонах". Хоть никто из прохожих и не обращал на них внимания, следовало понимать, что каратели отнюдь не самые неприметные участники дневного процесса смешения грязи со снегом на дорогах городских улиц. Но интерес к происходящему грыз изнутри вопреки осознанию того, что в идеальном раскладе ему лучше даже не знать имени человека, который идет рядом с ним. К тому же, это явление кратковременное: стоит только передать "груз" и отправиться восвояси. Ну а покамест Эдгару приходилось выдерживать не только любопытство, но и явное высокомерие со стороны своего "товарища".
- По вашему, тут служат только каторжники? - вопросом на вопрос ответил капитан, натянуто улыбнувшись, - Зря. Периферия - идеальное место, чтобы сгинуть с чистой совестью.

Эдгар слегка морщился – при каждом резком движении сопровождаемого холодная сталь наручников весьма чувствительно впивалась в кожу. Капитан хотел было огрызнуться в сторону «капрала», но ему помешал проходящий мимо гражданский. Главное, не привлекать внимание. Посему ему не оставалось ничего, кроме как закатить глаза и мысленно проклясть все, что его окружает.
Скользящим взглядом Эштроп оценил стоящую поодаль пару и отвернулся от них, словно не нашел в них ничего примечательно. Кочевники казались Эдгару народом странным, и он никогда не старался даже попытаться вникнуть в их мировоззрение.
- Что, печальный опыт? – после короткой паузы все же спросил Эдгар. - По мне так профессиональная "харизма" подобающего числа наших с вами...коллег (он сделал недвусмысленное ударение на последнем слове) подтолкнет к задушевному разговору не только этих, как вы выразились, чудесных созданий.

Резкая перемена в поведении арестанта несколько сбила с толку Эдгара. Капитан разозлился на себя, что позволил себе утерять бдительность, но очень скоро его негодование перекинулось на так называемого напарника. Не зря же говорят, что в тихом омуте... Уже не особо беспокоясь, будут ли у их задушевной беседы свидетели или нет, Эштроп заломил руку арестанту и не очень ласково приложил его к стене.
- Изволь рассуждать как есть, - говорил он тихо, однако, в его интонации явно проскальзывали угрожающие нотки, - я тебя вообще не знаю и знать не хочу. Ты за кого меня принимаешь!?
После всплеска эмоций наступило и легкое недоумение. Это, видимо, такое своеобразное чувство юмора. Неужели он всерьез пришел к выводу, что с Эдгаром можно подобным образом договориться? Капитан нахмурился и ослабил хватку. В чем подвох?
- Ну что, мой друг, ты добровольно идешь со мной и улыбаешься столь приятной компании, или же я доволоку тебя собственноручно с прострелянными ногами. - Капитан прекрасно отдавал себе отчет в том, что исполнить угрозу он может только в критическом положении дел, поскольку, согласно инструкции, доставить арестанта в подвалы штаба следовало предельно незаметно. Но в любом случае, нужно это сделать хоть как-то, чем совсем никак.
Настала очередь Эдгара терпеливо ждать ответа.

Эдгар почувствовал небывалое облегчение, когда его освободили от общества молчаливого арестанта. Краткое знакомство с этим серым, невзрачным на вид человеком оставило после себя не очень приятный осадок. Как тихий, но навязчивый звоночек, напоминающий о ничтожности человеческого положения и человеческой жизни.
Впрочем, все что навеяла капитану "прогулка" с "капралом", выветрилось даже до того, как он вошел в кабинет начальника разведки. 
«А они хоронят себя заживо под пеплом терпких сигарет» - даже Эштроп, являющийся заядлым курильщиком, с трудом подавил неприязнь, которую порождало лицезрение кабинета майора Бартоломео Раста, - «он хотя бы во внеслужебное время решается приоткрыть форточку?»
Тем не менее, к делу это не имело никакого отношения. Раньше начнут – раньше закончат. К чему тянуть кобылу за хвост?
Прокашлявшись, Эдгар кратко, но содержательно изложил майору все, что от него требовалось…или почти все. В его устный отчет вошла информация об относительно тихом поведении заключенного на протяжении всего пути; о пешеходах встречного потока, усердно старающихся не обращать внимание на людей в форме; о своенравной парочке кочевников, которую они встретили по дороге. Умолчал Эштроп лишь о коротком выяснении отношений, которое произошло между заключенным и его сопровождающим во тьме забытой солнцем улицы. Иными словами, умолчал он о, пожалуй, самой важной «мелочи», о чем следовало доложить в первую очередь. Но сам капитан ничего губительного в этом всем не видел, потому и позволил себе подобную непрофессиональную вольность. 
- Это все, майор, - произнес Эдгар и, замолчав, выжидающе посмотрел на Раста. Где-то внутри теплилась надежда, что его не ожидает ничего схожего с письменными отчетами и, не дай бог, очередным конвоированием. За последние дни он слишком устал. Неприемлемое для карателя состояние. Но, несмотря на погоны и на звания, они пока что не перестали быть людьми.

Осознание того, что он стоит на пороге своей квартиры, к Эдгару пришло только после глухого щелчка закрытой за спиной двери. Позабытая за последние дни тишина надавила на капитана всей своей невесомой тяжестью. Было в этом что-то чуждое и отягощающее, что-то из-за чего возвращение домой Эштропу порой не доставляло никакого удовольствия. Работа – идеальный предлог, под которым можно скрыться от всего этого. Но что, если от самой работы начинает тошнить?
Эдгар небрежно кинул связку ключей на тумбу и зажег свет.
- Лили, - позвал он, но ответом был лишь не приятный звон в ушах. Впрочем, нерадивому отцу не потребовалось много времени, чтобы вспомнить о предупреждении дочери, касательно какого-то школьного мероприятия. Оставалось лишь надеяться, что это не затянется надолго - часто ли ему самому удавалось возвращаться пораньше?
Последующие полчаса Эдгар скользил по пустой квартире тенью. Сложив табельное оружие в выдвижной ящик стола, он избавился от пресловутой формы, принял душ и натянул на себя свежую одежду. Лишь после этих не хитрых манипуляций можно было снова почувствовать себя человеком.
Холодильник был пуст. Точнее полон продуктов, которые нужно было еще приготовить. Еще до этого Эштропа посещали мысли, что неплохо было бы хоть изредка устраивать семейные ужины. Когда в последний раз они говорили по душам? И вообще, много ли он знает о положении дел Лилии в школе и за ее пределами? Давно ли он заглядывал в ее дневник и ходил на родительские собрания? За последние четыре года пропасть между отцом и дочерью становилась шире с каждым днем. А кто в этом виноват - можно и не спрашивать.
Прихватив со стола вскрытую пачку сигарет, Эдгар отворил окно, и, облокотившись на подоконник, закурил. Дурацкая привычка, отказаться от которой не хватает силы воли. Так банально. Зато один из немногих способов собственноручно избрать для себя палача.
А отсутствие Лилии, тем временем, начинало изрядно щекотать нервы.

Просто так маленькие дети не пропадают. Они не покидают надолго стен дома без ведома родителей и уж тем более не возвращаются под ночь (этого проблемного периода Эдгар ожидал гораздо позже). Невозможно не согласиться, отношения в семье Эштропов были далеки от идеала, однако, капитан считал свою дочь достаточно разумной, чтобы не совершать глупостей, способных повлечь за собой неблагоприятные для всех последствия.
Нет, о добровольном побеге и речи быть не могло.
За последние две четверти часа живое воображение Эдгара тщательно вырисовало своему обладателю с десяток возможных и невозможных вариантов, в то время как разум их тщательно фильтровал. Итоги были не утешительными, но, несмотря ни на что, Эштроп всеми силами старался держать себя в руках. Если и пришло время бить тревогу, то делать это нужно со всей присущей собственному нраву хладнокровием. Даже если речь идет о собственной дочери.
Как и в обыкновенных служебных ситуациях, капитан решил дергать за ниточки непосредственного контакта: велика ли вероятность, что последним Лилию мог видеть ее учитель? Вполне. И в который раз Эдгар проклял себя за отсутствие интереса к школьным делам дочери. Будь он хоть немного сведущ – это определенно упростило бы задачу.
В этот раз Эштропу потребовалось гораздо меньше времени на дорогу до Штаба, чем обычно. Оказавшись внутри, он проскользнул в крыло, где располагались связисты – ту часть здания, которую сам капитан знал, пожалуй, гораздо хуже остальных. Однако плутать ему не пришлось.
Поскольку толковать с начальством особого желания у Эдгара не было, он, не долго думая, вошел в первую попавшуюся дверь. Так называемая «жертва» отыскалась столь же быстро. Можно было прикрикнуть, выдвинуть свои требования в качестве приказа, однако, толи из-за щепетильности самого дела, толи из-за своего морального состояния, Эдгар избрал иную тропинку.
- Здравствуй, сержант, - он подсел к белокурому связисту, имени которого не знал, да и не пылал желанием исправить эту оплошность, и непринужденно улыбнулся, - могу ли я попросить тебя об услуге?
Ничто не указывало на чрезмерное волнение капитана, кроме неприсущей ему бледности, которую, впрочем, можно было объяснить обыкновенной усталостью.