Целую неделю времени практически не было — у Августа, не у Рейвена.
Зато впервые появилось много времени для отдыха. Рейвен не смог отказать себе в удовольствии прогуливать занятия в университете, зато, каждый раз делая вид, что ему что-то надо или что это случайно, провожал и встречал Августа. После заявления, что кто-то там может взять на себя роль убийцы, хотелось и вовсе водить Августа за руку, но это одобрения не получило.
У Рейвена хотя бы была возможность увидеть, что он встречает такого же человека, каким его проводил, успокоиться и продолжить заниматься своими делами, изредка устраивая набеги на кабинет, врываясь в него без стука с какой-нибудь ерундой и возвращаясь к себе довольным, получившим порцию внимания и даже зацелованным.
А день назад Август и вовсе вывез его за город, что Рейвен воспринял положительно, хотя, на самом-то деле, предпочитал находиться там, где можно быть уверенным, что редкое насекомое не заползет тебе за шиворот и не попытается сожрать. Оказалось — нет, его везли не в лес, а в горы. Телефон Рейвена тут же оказался забит фотографиями красивых видов, его собственного лица и Августа, который иногда даже не успевал заметить, что его снимают. Людей вокруг оказалось немного, а те, которые были, вежливо делали вид, что не замечают, что один из отдыхающих то и дело норовил облапать другого, которого таскал за собой повсюду. Август явно устал за неделю, выглядел немного помятым и осунувшимся, поэтому Рейвен даже один раз утащил его на подъемники к самой высокой горе — просто чтобы посидеть.
Вечером было сложно определить, они отдохнули или устали еще больше, зато теперь можно было похвастаться чуть не случившимся сексом на вершине горы и тем, что Рейвен впервый не хотел возвращаться в город.
Даже сбыт наркоты на время прекратился: в сумке валялось полпакета травы, не распроданной и не скуренной самим Рейвеном, а ради такой херни выбираться куда-то ночью было глупо. Спокойная жизнь пришла неожиданно и казалась странной после череды чрезвычайно ненормальных дней.
Когда Август сказал, что они сегодня поедут к Алоису, Рейвен чуть ли не вздохнул от облегчения. Вот оно, возвращение в мир, где постоянно уходит почва из-под ног, происходит черт пойми что, вот оно! А ему-то уже начало казаться, что он попал в какую-то идеальную жизнь, о которой никогда не просил.
Рейвен подождал, пока Август снимет сигнализацию с машины, и тут же запрыгнул на переднее сидение.
— Нет, я буду ехать здесь, — ворчливо заявил он, понимая, что и ворчать имеет полное право, и ехать рядом с водителем, какие бы там протесты в его сторону не высказывались. — Поехали уже, давай, давай!
Рейвен вообще стал пользоваться тем, что его никуда не выкинут и ничего с ним не сделают, правда, в очень своеобразном стиле: он то и дело прощупывал почву, всеми своими действиями требовал, чтобы к нему относились как к равному, хотя делал это с ворчанием или же, наоборот, с непроницаемым лицом.
Вот и сейчас Рейвен некоторое время недовольно молчал, пока машина выруливала с их улицы, развалившись на сидении и скрестив руки на груди, выкрутив, к тому же, магнитолу едва ли не на полную мощность, а потом немного подтянулся наверх и сделал звук нормальным.
— Тут направо, — скомандовал Рейвен, следя за дорогой.
Август спросил адрес, чтобы забить его на навигаторе, но получил в ответ только пожимание плеч. Конечно, можно было спросить у Киршнера, но пока тот ответит, они уже успеют десять раз доехать.
— Я катался туда на автобусе от универа. Давай поедем так? — он неопределенно махнул рукой, а сам все-таки полез за телефоном.
Киршнер, конечно, не дурак, но все-таки стоило его предупредить, чтобы он не натворил глупостей.
"Мы с Августом едем. Ни слова о дури", — написал Рейвен и, не дожидаясь ответного сообщения, сунул телефон в карман. Разумеется, ему и в голову не приходило, что Киршнер может оказаться не дома: по крайней мере, это новообращенный придурок писал ему несколько дней назад, что безвылазно сидит дома, да и вчера, когда Рейвен выкладывал фотографии по всем социальным сетям, явно сидел с компьютера.
После того, как они проехали университет, опять пришлось руководить процессом. Один раз Рейвен промахнулся с поворотом, очень извинялся и виновато морщился. Наверное, случись им ехать по навигатору — по-человечески, — путь занял бы в половину меньше времени.
Август относился к происходящему спокойно и даже изредка улыбался чему-то своему. На заявление о том, что они промахнулись, он, кажется, и вовсе готов был засмеяться. Рейвен фыркнул на такую реакцию, подпер щеку кулаком и отвернулся к окну, изредка подпевая под музыку и снова и снова указывая нужные повороты.
— А вот тут тормози, это его дом.
Они припарковались, и Рейвен огляделся. Он все еще ожидал, что рядом будут ходить представители какой-нибудь Святой Инквизиции, потрясать крестами и говорить, что Судный День близится, раз начали спускаться ангелы. Но ничего такого не было, дом оставался все таким же относительно аккуратным, даже магазинчик работал так же, как и всегда.
Окна Киршнера все еще были зашторены.
— Пошли, — Рейвен мотнул головой, попутно доставая из пачки сигарету, закурил. То, что предстоит докуривать на лестничной клетке, его мало заботило.
Дойдя до второго этажа, Рейвен затормозил у одной из дверей и коротко поколотил по ней кулаком. Хотелось еще заорать какую-нибудь чушь, но он сдержался: наверное, конкретно сегодня привлекать внимание не стоило.

Отредактировано Рейвен Чельберг (11.08.2014 20:48:51)

Всю последующую неделю Алоис почти не вылезал из дому. Киршнер изначально не собирался сидеть в четырех стенах: прятать крылья он научился, сам с собой свыкся и считал, что ему не нужно лишать себя хоть какой-то социальной жизни, - однако мать пригрозила ему, что если узнает, что он выходил на улицу больше, чем на два часа, то проклянет его так, что мало не покажется. Меры Изабеллы показались Алоису слишком ультимативными и жестокими, а главное - не совсем понятными, но спорить он с ней не стал. А то вдруг, и правда проклянет? Она - демон, с нее станется.
Больше всего Киршнера беспокоило, что все намеченные планы на эту неделю летят в тартарары. Он собирался посетить сразу четыре языковых курса, встретиться с научными руководителями, которые собирались публиковать его статьи в научных журналах и много еще чего, по мелочам. Но пришлось откладывать, отзваниваться и врать о ужасной болезни, подкосившей его так внезапно, и довольствоваться малым.
Уже через три дня Алоис основательно заскучал и самостоятельно прошел пропущенное по языковым курсам онлайн, связался с руководителями по скайпу и выслал им копии статей. А потом решил вспомнить милую старину и начал играть в игры, смотреть сериалы и читать, много и взахлеб. С учебой у него почти не оставалось свободного времени, а тут он как будто болен и имеет право устроить себе неделю отдыха.
Пару раз он чувствовал голод . Он беспокоился бы по этому поводу, не скажи ему мать, что это в порядке вещей - у него капризный организм новоявленного демона, должно пройти время, прежде чем он успокоится и остепенится. Повторяя про себя эти слова, как мантру, Алоис выходил в людные места и пил от каждого по чуть-чуть, как и наставляла Изабелла. С питанием у него проблем не возникло изначально: случай с Чельбергом на кухне запомнился Алоису, он разобрался, как управлять хотя бы этой "веткой" силы, и почти не беспокоился, что налажает. Конечно, ключевым словом являлось "почти": время от времени перед внутренним взором вставало безжизненное лицо Герри с остекленевшими глазами, и Киршнеру приходилось подолгу успокаивать себя, приговаривая, что сраный наркодиллер разозлил его, что у самого Алоиса был тяжелый день перерождения, и он не мог контролировать себя. Все это самовнушение помогало слабенько, но Киршнер хотя бы мог нормально питаться.
В конце концов, Алоис понял, как правдива была одна старая истина: убивать легко, а вот жить с этим - не так уж просто. Наверное, более адекватно переносить мысль, что он - убийца, Киршнеру помогала демоническая сущность - будь он человеком, наверняка ему пришлось бы в сто раз хуже. От такого люди не редко оказываются в психушке.
А Алоис более-менее смирился с собой.
В тот день ничего не предвещало беды. Алоис решил развлечься и устроил себе кулинарное шоу на дому. Неспешно сходил в магазин за всем необходимым, так же неспешно вернулся домой и принялся делать ризотто. Смс Чельберга пришло как раз в тот момент, когда Киршнер вываливал в сковороду грибы.
"Мы с Августом едем. Ни слова о дури".
- Да шел бы ты со своей ссаной дурью на хер, наркодиллер недоделанный! - в сердцах воскликнул Алоис и швырнул телефон на стол. Его разозлило, что Рейвен не удосужился предупредить его заранее - наверняка уже сидел в машине, когда набирал смс.
Киршнер уныло посмотрел на готовящееся ризоото и распрощался с мыслью о том, что сможет растянуть его дня на три-четыре. Готовить он умел, но не особо любил - стоило для начала поймать настроение. Хорошие манеры, так или иначе привитые ему с дества, мешали объяснить подобные особенности характера гостям. Гостей нужно радушно приветствовать и угощать, а особенно - вечно голодного Чельберга.
Убавив огонь под основой для ризотто до минимума и проверив бульон на готовность, Алоис ото всей души выматерился и пробежался по квартире, проверяя, чисто ли в ней или ему придется сгореть от стыда. Ему повезло: ему придется краснеть только в том случае, если Август Миттенхайн окажется жутким педантом с аллергией на малейшую пыль. А Рейвен был вообще неприхотливым и почти свиньей: мог спокойно сидеть в любом бедламе и чувствовать себя комфортно.
До приезда главы Ищеек Дома и Чельберга Алоис успел приготовить все, что хотел, и даже сменить домашнее шмотье на хоть что-то более-менее приличное. Поэтому стук в дверь не заставил его в панике носиться по дому (хоть бы раз этот неандерталец позвонил в дверь, а не колотил в нее со всей дури!) - он просто с непроницаемым лицом открыл дверь и уставился на гостей.
Чельберг задорно улыбнулся ему во все тридцать два, и Алоис едва подавил желание показать ему фак в ответ. Стоящий рядом с ним мужчина был полной противоположностью Рейвену: молчаливый, собранный и не особо эмоциональный. И все-таки что-то их связывало: Алоис едва заметно тряхнул головой, выключая демонические "датчики" - ему дела до отношений этих двух никакого не было.
— Алоис Киршнер? —вежливо и одновременно холодно спросил глава Ищеек. — Я Август Миттенхайн. Разрешите войти?
- Все так и есть, - кивнул Алоис, протянул ему руку и после короткого (Миттенхайн с некоторым подозрением нахмурился) рукопожатия. - Рад знакомству. Проходите, располагайтесь.
Гостям не нужно было повторять второй раз. Чельберг уже почти плыл в сторону кухни, откуда доносились аппетитные запахи еды, Август же  покорно шел за ним. Алоис еще раз окинул быстрым взглядом этих двоих и, усмехнувшись, закрыл за ними дверь.
- Проходите на кухню, господа, - как можно вежливее добавил он. - Уверен, вы проголодались с дороги...
Рейвен уже стоял в дверном проеме кухни.
Ну, кто бы сомневался.
Когда они расположились за небольшим круглым столом и Киршнер убедился, что никто из гостей не обделен едой и питьем, Алоис повернулся к Миттенхайну.
- Надеюсь, я своими проблемами не отвлек вас от важных дел, герр Миттенхайн, - с вежливостью в голосе опять случились осечки. Получалось говорить как всегда: холодно, почти отстраненно, - Алоис считал вежливость подобострастной и лживой, люди пихали ее, куда только могли. В конце концов, глава Ищеек на дурака не похож; ему явно было не нужно ни заискивание в голосе, ни расшаркивание перед своей важной особой. - Я не привык навязываться людям, но сложившиеся обстоятельства почти заставили меня обратиться за вашей помощью.

Отредактировано Алоис Киршнер (12.08.2014 00:01:33)

Голода Август не чувствовал очень давно. Физический отступил в далекой молодости, когда выяснилось, что быстрые перекусы вредят здоровью, а еду может заменить толстая папка-другая отчетов. В обеденный перерыв Миттенхайн не посещал столовые, а дома не утруждал себя приготовлением обедов на следующий день, хотя так было бы рациональней и проще. Нет, работа была важнее всего.
Что сейчас, что десять лет назад.
А прочие виды голода были незнакомы рациональному уму. Разве что сексуальный, но он был настолько не в приоритете и включался настолько редко, что о нем можно было забыть и не учитывать в построении дальнейших логических цепочек.
— Премного благодарен, — Август не спешил заходить. В отличие от Рейвена, он редко посещал чьи-то дома просто так, по воле сердца или зову желудка. Как правило, чужие интерьеры встречали Миттенхайна только по работе, да и то если он выезжал инспектировать место преступления. Он аккуратно вытер ноги о коврик у двери, огляделся, оценивая геометрию помещения и только после короткого рукопожатия вошел. Ладонь Алоиса была теплой, но в то же время в ней ощущался потусторонний холод. К тому же появились неприятные ощущения в лобных долях — том самом месте, которое пострадало от нескольких внушений. Август едва заметно нахмурился — похоже, природа демона работала на Киршнера хотел он того или нет.
Про Рейвена забывать было нельзя уже хотя бы потому, что он явно начинал скучать. Это было чревато.
— Рейвен, сядь, пожалуйста, за стол. — Август обернулся к Алоису. — И вы чувствуйте себя как дома, как бы патетично и пафосно это не звучало бы. В конце-концов, мой визит является неформальным. Все, что было сказано здесь, останется в этих стенах — таков закон моей работы. Пожалуйста, не утруждайте себя излишними приготовлениями. Сосредоточьтесь на сути.
Жилье Киршнера могло сказать о нем многое, но сейчас оно выглядело слишком искусственно. Август внимательно изучил все, до чего смог дотянуться взгляд, и понял, что Алоис относится к жилью очень щепетильно, но происходит это крайне редко. На некоторых вертикальных поверхностях осел слой пыли, но пол был идеально чист. Кое-что из предметов мебели отсутствовало, планировка комнаты была явно неполной, но пол, тщательно убранный, стирал информацию и не мог сказать больше.
Круглый стол напоминал курс истории и сказ про рыцарей одноименного стола. Август спокойно опустился на стул, придвинул к себе чашку чая и сделал маленький глоток, проверяя температуру напитка. Горячий, но не кипяток. Киршнер только недавно закончил приготовления к их приходу.
Да и в движениях не было суматошности, присущей людям нервического склада. Документы Август изучил, но класть их на стол во время приема пищи не стал, это было кощунственно и непременно испортило бы усилия, приложенные к тому, чтобы оставить их в сохранности.
— Ничуть, Алоис, — Миттенхайн снова "замер", ни единая мышца его лица не дрогнула. — Я недавно закончил с одним очень трудным делом, но, поверьте, нашел время чтобы привести себя в порядок. Кстати, мы сейчас вне моей работы, поэтому можете называть меня Август. Ваша мать отлично поработала над вашим воспитанием, научив уважать старших, но сейчас нам важнее сохранить ясность ума, сблизиться и быть друг с другом откровенными. Поэтому, пожалуйста, говорите как чувствуете. Как идет изнутри. — Август протянул руку и взлохматил и без того непослушную шевелюру Рейвена. Тот вел себя более, чем прилично, но явно злился. Это могло его ненадолго успокоить. — Можете использовать даже обсценную лексику. Наш общий друг ее переведет.
Август прикончил свою порцию, отпил чая, затем утер рот салфеткой, отставил приборы в сторону, сложил пальцы домиком и внимательно посмотрел на Алоиса.
— Сложившиеся обстоятельства вы, выражаясь языком вашего поколения, успешно разрулили сами и без моего участия. Не подумайте, что я давлю или заранее предубежден в отношении вас. Зачем вам понадобилось обращаться ко мне, Алоис?
Догадаться было нетрудно и все же Киршнеру предстояло научиться формулировать свои мысли и фильтровать желания. Он входил в мир, полный опасностей и нуждался в проводнике. Август решил выждать, пока остальные закончат прием пищи и только после этого он выложит на стол бланк регистрации.

Это было похоже на цирк какой-то. Рейвен смотрел то на одного, то на второго, уныло скривив губы, следя за их диалогом, подперев щеку, и чувствуя острое желание куда-нибудь себя применить до того, как сложившееся положение вещей начнет его окончательно раздражать.
Алоис выделывался перед Августом, докрутил свою чопорность до максимума, едва ли не превращаясь в английского лорда.
На него коротко обратили внимание: Август погладил по голове, Рейвен замер, терпеливо и очень благодушно подставляя голову под ласку. К сожалению, это быстро закончилось.
Раньше, чем он услышал ответ Алоиса.
— Август отлично переносит разговоры с ругательствами, придурок, — тут же ощетинился Рейвен, реагируя то ли на камень в свой огород, то ли в огород Августа, — но если тебе удобней расшаркиваться, то, конечно, вы можете продолжать.
Он махнул рукой, презрительно фыркнул и взялся за стакан.
Рейвен понимал, что Август попросту хотел подкинуть ему возможность казаться нужным в этом чересчур дурацкой ситуации, а Алоис по своей глупости взял и обрубил ее, между делом еще и ступив на опасную территорию — чуть-чуть совсем, буквально носком ботинка, но этого было достаточно, чтобы Рейвен почувствовал желание показать зубы и практически воспользовался им.
Вроде бы, он собирался защищать Августа от физической опасности, а по всему выходило, что его задевали даже непрямые оскорбления.
Стоило успокоиться. Беситься раньше времени было бы неразумно, Алоис не сказал ничего такого, из-за чего стоило по-настоящему злиться, Рейвену попросту не нравилось положение предмета интерьера, которое он вынужден был принять.
Опять отвлекаясь и напрочь игнорируя важность разговора, он положил голову на стол, уставился на стакан, поглаживая пальцем его запотевший бок, а ногой принялся тыкать в ботинок Августа.
— Раз твоя семья связана с Домом, чего тогда было дергать нас? — опять встрял Рейвен.
В его понимании, люди, связанные с Домом в каком-нибудь колене, могли опереться на это самое колено и через него же выйти. Другой дело Рейвен, которого вообще не поспешили оповестить о его принадлежности и мать которого, как сказал ему Август, умудрилась забыть зарегистрироваться. Гори он великим желанием вступить в организацию сразу, как только обнаружил себя Потомком, у него не было бы иного выхода, кроме как схватиться за первую выпавшую из общей канвы нитку.
Он думал, что Алоис был в такой же ситуации.
Оказалось, что Алоис тот еще говнюк, решивший идти через черт знает какие окольные пути.
Продолжая лежать на столе, Рейвен поднял стакан, усмехнулся и отсалютовал Алоису: разумеется, он рассказал Августу обо всем, только не в подробностях, а кратко. "Мой друг оказался демоном, он грохнул чувака в толчке в универе, а теперь торчит дома в крови и перьях. Наверное, его нужно в Дом, да?" — примерно так звучал рассказ об Алоисе. Позже он оброс короткими подробностями, но Рейвен не расписывал Августу абсолютно все, потому что все равно им обоим предстояло выслушивать версию событий от новоявленного демона.
Да и, более того, Рейвен терпеть не мог рассказывать дела других. Он не нанимался глашатаем. Одно дело — случайно что-то ляпнуть, воспользоваться кем-то, между делом ввернуть какой-то факт, который будет выгоден, другое — выкладывать проблемы посторонних, когда эти самые люди сами будут рады поделиться своими бедами.
Повторение одного и того же — это слишком большой идиотизм, а ему и без того придется услышать пересказ ситуации, свидетелем которой он стал.
Рейвен выпрямился на стуле, потом сполз, окончательно обхватил ногами ногу Августа, подчеркнуто громко вздохнул, пытаясь показать присутствующим, насколько ему скучно, разом влил в себя половину стакана водки с соком, опять вытащил телефон, повертел его в руках. Надо было срочно придумать, куда себя применить с меньшей отдачей по этим двум умникам, иначе ситуация грозит стать зашкаливающе нелепой. Вон, Рейвен уже и без того готов был просто так, развлечения ради, облапать Августа под столом, одновременно поплевывая ядом в выпендривающегося Алоиса.

Иногда надетые маски играют с хозяевами злые шутки. Об этом Алоису ни раз намекала Жаннет, об этом Алоис знал и сам. Однако чаще всего эти маски помогали: люди с охотой велись на образ собеседника, который полностью подходил под их мировоззрение. Киршнер научился быть развязным матершинником с наркодиллерами вроде Сраного Герри (теперь в мыслях не удавалось называть незадачливого покойника иначе) и покупателями дури, интеллигентным молодым человеком - с людьми постарше или с людьми более высокого социального статуса и много кем другим. Долго ли умеючи? И Алоиса, признаться честно, приятно удивило, что Август Миттенхайн не входил в число идиотов, не видящих дальше своего носа.
Резкость со стороны Рейвена он пропустил мимо ушей. Можно было бы огрызнуться, сказать, что, мол, Чельберг, я, к примеру, тоже стойко переношу каждую из твоих клоунад, но это не значит, что они мне нравятся, но Киршнер решил, что эта словесная перепалка не может привести ни к чему хорошему или полезному. Похоже, Чельберг просто вступался за своего друга - и это было полностью его правом. Проигнорировал Алоис и вопрос Рейвена по поводу Дома, потому что заговорил глава Ищеек, и его слова были важнее.
Киршнеру было немного неудобно, что гость делает хозяйскую работу: моет посуду, ставит ее на место... Алоиса учили не так: гости должны чувствовать себя именно гостями, а именно - располагаться с комфортом, чувствовать себя легко, просто, ничем себя не обязывать... Но, кажется, Августу не составляло труда убирать на кухне, и делал он это совсем не из вежливости. "Ну, что ж, пусть", - подумал Киршнер, но все-таки немного помог Миттенхайну с посудой.
А потом на столе из сумки главы Ищеек появились листы. Один из них перекочевал в руки Рейвена, лист с регистрацией не удостоился вниманием самого Алоса - он с интересом изучал приказ о ликвидации. Наверное, кто-то на месте Киршнера обомлел бы от страха, затрясся и принялся подобострастно смотреть на своего возможного спасителя в лице Августа Миттенхайна, но новоявленный демон про себя лишь пожал плечами. Он подозревал, что подобное назревает на горизонте.
Алоис узнал о сверхъестественном мире совсем недавно, но сам по себе дураком не был. В конце концов, не сложно догадаться, что с нарушителями спокойствия существ и сохранения тайны из существования поступали крайне строго. Киршнер даже удивился бы, прими дело другой оборот. Он чувствовал себя, как на допросе в полицейском участке, но все же был предельно спокоен. Будь он на месте Августа Миттенхайна, то наверняка поступил бы так же. Алоис украдкой посмотрел на главу Ищеек и не сдержал широкой, дружелюбной улыбки. Где-то в глубине души Киршнера зарождалось уважение к этому человеку. Или не человеку? Киршнер этого не знал, но да и не важно.
- Прошу меня простить за маскарад, - просто сказал он и еще раз пробежался взглядом по приказу о ликвидации. - Я привык подстраиваться под ситуации, и сейчас крайне рад, что делать этого не нужно. Я все расскажу, мне нет причины скрывать что-то. Так или иначе, речь идет о моей сохранности, а для кого собственная жизнь не имеет ценности, не так ли? Прошу меня извинить, - с этими словами Алоис быстро сбегал в гостиную и принес на кухню пепельницу. - Я закурю, если вы не против. Чельберг, посмоли и ты, а то ты уже на взводе из-за скуки.
Киршнер медленно раскурил сигарету, думая, с чего логичнее начать рассказ.
- Что ж, - наконец начал он, отмечая, как легко и просто находить слова, когда не нужно думать, как умаслить собеседника, - пожалуй, я сначала отвечу на твой вопрос, Чельберг. Ну, по поводу Дома: зачем я просил твоей помощи, если вся моя семья и так находится под его контролем. Ответ-то на самом деле простой: на момент перерождения я об этом совсем не знал, поэтому был растерян и готов принять любую помощь, лишь бы не рехнуться от свалившихся мне на голову новостей. "Почему не знал?" - этот вопрос назревает сразу же. Я его задал своей матери, как только подвернулась возможность. Оказалось, что это дурацкая традиция нашей семейки. Не знаю, что она дает: на мой взгляд, только обременяет новорожденного демона ненужными проблемами, - Алоис усмехнулся и еще раз глубоко затянулся.
- Надеюсь, мой ответ тебя удовлетворил, - продолжил он, выпуская дым колечками. - Теперь к истории моего перерождения, герр Миттенхайн. Оно произошло неделю назад, около четырех дня.
Маленькая предыстория. Как вы уже знаете, я действительно торговал наркотой. Думаю, вам не нужны мои оправдания по этому поводу, хотя бы потому, что я подозреваю, что вы и так знаете, почему я это делал. Но, между тем, в тот день я собирался отделаться от этой дряни и забыть о ней, как о кошмарном сне. Я встретился со своим диллером в университете: собирался ему отдать собранную с месячной продажи сумму и сверху проценты - моя доля, чтобы наше расставание прошло в более менее радужных тонах. Как по мне, так в тот момент я страдал от припадка юношеского максимализма: действительно думал, что деньги заткнут ему рот. Герри - так звали моего диллера - в отличие от меня был реалистом, поэтому начал давить на меня и угрожать. Из наркобизнеса никогда не уходят тихо, а если честно - процент ухода из него минимален, если только не ногами вперед. В этот момент мне и стало... наверное, стоит сказать, что "плохо".
Я пытался решить все мирным путем, однако Герри слушать меня не желал. Заявил, что я могу хоть срать на свои деньги, потому что он у меня их, конечно, заберет, но сам пойдет в полицию и расскажет байку о том, что он - честный гражданин, а я - пакостный наркодиллер, решивший двинуть ему наркоту. И когда полиция придет в мой дом на обыск, то найдет тонны героина или чего-то в этом духе - предпринять я ничего не успею. Я ему поверил: в это сложно не поверить, когда наслышан о подобных выходках с его стороны.
И, наверное, в этот момент меня... переключило. Честно говоря, я плохо помню, что делал потом, но, похоже, я остановил его внушением и, пока  он был во власти моего приказа, выпил его энергию до капли. Пришел я в себя уже на полу, чуть ли не в обнимку с трупом и, признаться честно, запаниковал. Я спрятал труп Герри в кабинку туалета и собирался уносить ноги, когда в туалете объявился Чельберг. В этот момент у меня начали прорезаться крылья, и мне уже было не до убийства. Я несся домой во весь опор, потому что интуитивно чувствовал, что если быстро не окажусь в изоляции от людей, то добром дело не кончится.
Чельберг пошел за мной, нашел меня в гостиной, в крови и перьях, и помог мне... морально. Он рассказал мне о том, кто я, что я и зачем я. Также он предложил мне встретиться с вами, а заодно узнать у родителей, кто из них подгадил мне в этой чертовой жизни. Я согласился на встречу с вами, а потом позвонил матери. Она появилась чуть позже, рассказала немного о нашей семье, о демонах, научила прятать крылья и правильно пользоваться силами... в общих чертах.
Неделю я почти не выходил из дома, про Герри ничего не слышал, с родственниками не контактировал. Словом, вот и вся моя история. Надеюсь, я ничего важного не упустил, но точно ничего не утаил. Опять же, это совсем не в моих интересах. Поэтому, герр Миттенхайн, я замолкаю и слушаю вас, - Алоис развел руками и стряхнул пепел с сигареты.
Призадумался. Может, действительно, пропустил что-то? Ах, точно...
- Ах, точно, - эхом повторил свои мысли Киршнер, щелкнув пальцами. - Насчет разрозненной информации о моей семье. Я не знал, что в Доме зарегистрировано лишь два-три поколения, и уж точно не знаю, в курсе ли этого моя мать. Она мне ничего провокационного не говорила, сообщила, как я уже упоминал, все в общих чертах и успокоилась. Это в ее стиле, а я - новичок в сверхъестественном мире, поэтому не мог предоставить опровержения ее словам.
Закончив, Алоис вновь развел руками, докурил сигарету до самого бычка и затушил ее о край пепельницы. Посмотрел на Рейвена,  на Августа и откинулся на спинку стула, отпивая чая из своей цветастой кружки.

Отредактировано Алоис Киршнер (17.08.2014 23:39:45)

Август уже встречал такую реакцию на приказ о ликвидации. Бесконечно спокойное лицо, без единого намека на волнение, сухие, чуть усмехающиеся губы, взгляд, в котором читается немое признание своей участи. В нем нельзя было прочитать мученичества, но внутреннее, потаенное превосходство в них было.
Тогда демон улыбнулся, подался вперед и выдал в адрес Ищейки длинный пассаж, щедро сдобренный матом. Суть его сводилась к тому, что он один итак не смыслит своего существования на этой грешной земле: мать и отец давно были покойниками, брат совершил самоубийство, «в общем, беспокоиться обо мне больше некому».
А сейчас уже другой демон с тем же спокойным снобизмом, но молодой лицом и, правда, смотрелся странно. Если бы Август не познакомился с Мориаром Богарди четыре года назад, он бы, пожалуй, удивился такой реакции.
Алоис Киршнер играл с ним в игру, которую предлагал Ищейке каждый из демонов, осознанно ли, по интуитивному наитию ли. Август охотно принял приглашение.
Игра, в которой правила постоянно меняются — сложная игра. Игра демонов.
— Благодарю тебя, Рейвен, ты хорошо потрудился. — Ищейка кивнул Потомку и убрал показания свидетеля в сумку. За моральное состояние Чельберга Миттенхайн не беспокоился: чувствовалось, что в ближайшее время от него сюрпризов не будет.
Бланк регистрации был отодвинут к Алоису.
— А это я оставляю вам. — Сказал Август. — Копия. Ознакомьтесь. Медицинский осмотр будет проведен непосредственно в Доме, если решение по вашему вопросу будет положительным.
Миттенхайн сложил пальцы домиком, и выражение его лица было беспристрастным. Не оттого, что ему была безразлична судьба молодого Существа, которое уже в момент своего перерождения совершило тяжкое преступление. Просто Август был на работе, где незапоминающееся, беспристрастное лицо было требованием к должности, и вел себя соответствующе.
— У нас есть два варианта развития событий: цивилизационный и суд Дома, который представлен в моем лице. В первом варианте показания свидетеля передаются в Дом, дело отправляется в суд Женевы, а вы заключаетесь в судебный хостел до окончания расследования. Второй вариант предполагает вынесение вердикта первой Ищейкой, до которой свидетель успел добежать, и которая вела это дело, то есть, вашим покорным слугой. Я хочу сказать вам, Алоис, что гостеприимство и чистосердечное признание в обоих случаях ненамного, но смягчают приговор, только вот я не одобряю деятельности, которую вы вели до того, как стать Существом. В Доме, как вы должны усвоить, есть две точки зрения на счет этого вопроса: Ищеек и Координаторов. Последние считают, что пока деятельность Существа не вредит лично Дому, кому-либо из служащих или лицам, имеющим к нему непосредственное отношение, то нет нужды предавать его полиции и «читать ему морали», — Август процитировал гавкающую манеру разговора одного из Координаторов, особенно рьяно ратующих за свободу прав молодняка. — Институт Ищеек имеет на этот счет свое мнение, его я обозначил выше. Если и есть смысл спасать Существ из неприятностей, то исключительно в случаях, если те вели честную жизнь.
Миттенхайн помолчал, перебирая пальцами, слегка наклонив голову вперед.
— Какой из вариантов вы выберете, Алоис?

Они болтали и болтали, бесконечно, невозможно долго болтали, решали какие-то проблемы, в которые Рейвен не мог сунуться, и это раздражало сильнее, чем то, что ему не уделяли внимания.
Он даже начал злиться на Августа: сверлил его злобным взглядом, то и дело пытаясь взять себя в руки, но терпя неудачу. И что это за ерунда за такая! Его могли просто спросить про адрес, Рейвен позвонил бы Киршнеру, сообщил, что у него скоро будут гости — все, этого было бы достаточно. Даже дурацкие показания Рейвен мог бы написать дома, распивая чай и поедая что-нибудь, что приготовил Август.
Нет же — торчит на крошечной кухне, жрет водку с соком и хочет умереть от скуки. Не о таком времяпрепровождении он мечтал!
Болтология продолжалась, а Рейвен ерзал на стуле, катал стакан по столу, тыкался в телефон, проверяя все социальные сети и жутко огорчаясь, когда спустя минуту ничего не происходило. Твиттер-инстаграм-фейсбук, твиттер-инстаграм-фейсбук, когда же кончится это рандеву Августа с Киршнером, они не собираются заканчивать прямо сейчас, твиттер-инстаграм-фейсбук.
"Блядь, — очень искренне подумал Рейвен, вздохнув особенно громко. Словил на себе пару взглядом, но тем все и закончилось. Никто не сказал ему ни слова. — Не блядь. Бляди. Сволочи".
Его терпения хватило еще на пару минут, а затем Рейвен встал, подхватив стакан и бутылку водки.
— Киршнер, где у тебя тут сок?.. А, хуй с тобой, сам найду.
Он действительно нашел пакет сока, взвесил в руке и остался доволен тем, что сможет продолжить распивать алкоголь и дальше. Рейвен захлопнул холодильник, привалившись к дверце спиной, и пошел в сторону выхода из кухни.
— Я решил, что вы меня уже достаточно достали, поэтому я сваливаю в комнату лежать на диване. Чтобы вы знали, вы оба зануды и мне с вами скучно. Пиздец как невежливо с вашей стороны, — он гордо задрал нос и вышел.
Конечно же, за ним никто не пошел, но это не показалось странным. Рейвен злобно фыркнул, поставил бутылку водки и пакет сока на пол, рухнул на диван, как обещал, взялся за телефон и полез смотреть видео на ютубе.
Если эти двое так увлечены собой, а Адольф где-то шляется, он сам найдет себе занятие.

Алоис проводил Чельберга тоскливым взглядом. Пользы от Потомка в сложившейся ситуации почти не было, но все-таки эта мудацкая рожа немного успокаивала Киршнера: если и и есть в мире что-то неизменное, то к этому неизменному явно относится ехидный мудак Рейвен.
Алоис внимательно посмотрел на оставшегося с ним Августа, выискивая на его лице хоть какое-то... изменение, но оно было настолько безэмоциональным, что даже угнетало. Киршнер привык, что по микро-мимике или движениям мог  примерно узнать, о чем думает или что чувствует собеседник, но с Миттенхайном этот номер не прокатывал. Он был как неприступная стена, единственное, что точно понял демон - его холодность и отстраненность больше напускные, чем естественные. Видимо, главный из Ищеек просто привык держать лицо - что бы ни происходило.
А сейчас не происходило ничего сверхъестественного или нового для него. Так, очередное новорожденное существо с очередными проблемами. Не зря же Рейвен говорил, что Киршнер не один такой... напортачивший с самого начала.
- Вы не сделаете нам еще по чашке чая? - предельно вежливо попросил Миттенхайн. - Я подожду, пока вы докурите, - добавил он и обхватил себя руками, показывая, что немного замерз.
Алоис удивленно вскинул брови, выдохнув сигаретный дым. Это была первая вербальная эмоция Ищейки, и она явно значила больше, чем можно было подумать на первый взгляд. И это отчасти встревожило Киршнера. Миттенхайн словно хотел навязать ему что-то, перебросить все его внимание на мелкие обязанности гостеприимного хозяина. "Что ты задумал?" - нахмурился Киршнер, потянулся к пульту от кондиционера и увеличил температуру в комнате на пять градусов.
Он привык, что все его гости время от времени начинали жаловаться на излишнюю прохладу в квартире. Алоис с собой поделать ничего не мог: он не переносил жару и духоту, ему было легче находиться в холоде. Но сейчас дело было совсем не в температуре. Миттенхайн хотел именно чай - демон искоса глянул на него и увидел, что он так и обнимает себя, словно ничего не произошло.
"Я ничего не могу поделать", - пронеслась злая мысль в голове Киршнера, и он поморщился, вставая со стула и идя к чайнику. Интуиция вопила, что ничем особо хорошим чаепитие, возможно, и не закончится.
— Скажите, Алоис, как поживает ваш отец? Вы, как приближенный к нему, должны знать: ближайшем будущем у него прибавится врагов, - будничным тоном сообщил Август, пока Алоис, отвернувшись от него, вытирал только что вымытые чашки, и Киршнер нервно ухмыльнулся.
- Уверен, мой отец ничем особо не встревожен. Вы и сами прекрасно понимаете, герр Миттенхайн, что у политиков всегда много врагов. У них и года не проходит хотя бы без одного покушения на жизнь. Я немного в курсе того, что недавно был убит один из его знакомых, и многие хотят видеть моего отца на его месте. Но любой адекватный человек также понимает, что есть и те, кому такой оборот дел совсем не понравится. Думаю, он просто улучшит свою охрану, заручится поддержкой полиции, частников и успокоится, - Алоис пожал плечами и поставил чашки с уже готовым чаем на стол, протянул ложку гостю.
- Спасибо, - кивнул Миттенхайн - и совершенно нелепо дернул рукой, выронив ложку.
Алоис окинул Ищейку задумчивым взглядом. Тот был абсолютно здоров - а такие выкрутасы случаются с конечностями тех, кто давно и безнадежно болен Хантингтоном.
"Ах ты, хитрый сукин сын. Что же ты задумал?"
- Сидите, я сам подниму, - как можно спокойнее сказал Киршнер и, присев, потянулся на ложкой.
А сам исподлобья смотрел за каждым движением Миттенхайна.
У демона даже не возникло глупой мысли, что Ищейка будет спокойно дожидаться своей сраной ложки. И таблетка, во мгновение ока оказавшаяся в чашке с чаем Киршнера, не стала для него шокирующим сюрпризом.
Алоис лишь почувствовал предательскую дрожь во всем теле. И ступор.
В газетах и отчетах пишут про все нападения на политиков. Там обмусоливают каждую царапину на их теле, каждое их слово после инцидента, но никогда - никогда - не уделяют внимание остальным членам их семьи, их чувствам и пережитому страху. Алоису, как ни кому другому, было об этом известно.
Когда ему было тринадцать лет, в канун Рождества на семью Киршнер было совершено нападение. Изабеллы в тот вечер дома не было, почти всю охрану отпустили на праздники, и отец Алоиса, сам Алоис и Жаннет оказались в руках вооруженных до зубов наемников. То ли политик Киршнер кому перешел дорогу, то ли согласился руководить каким-то внушительным проектом - Алоис уже и не помнил. Алоис помнил только то, что его хорошенько приложили головой о стену, и от боли он заплакал. Тогда, чтобы его заткнуть, кто-то из наемников впихнул в него наркотик в капсулах - с силой разжимая зубы и заливая таблетки водой, чтобы пацан скорее проглотил. Так отвратительно Киршнер себя не чувствовал больше никогда в жизни. Он не понимал, где он, с кем он, и что с ним делают. Ему было даже страшно думать, что с ним действительно делали... что-то.
Моральная травма есть моральная травма. Прошло столько лет, но Киршнер до сих пор не мог спокойно смотреть и уж тем более принимать все, что напоминало ему о мучительных часах до спасения.
Сиропы, уколы, порошки - для выздоровления все, что угодно, кроме таблеток. Когда у него болела голова, он был готов проклясть всё и всех - человечество не придумало другого вида обезболивающего.  А о наркоте и речи быть не могло - очень долго Алоис не мог привыкнуть к тому, что продает сраные капсулы наркоты, а люди рады и даже требуют еще. Кажется, однажды они с Рейвеном говорили об этом: Чельберг был пьян и любопытен, Алоис тоже был пьян и подумал, что нет ничего плохого в том, чтобы поделиться своим самым отвратительным страхом с человеком, который хоть и не поддержит, но точно никому не разболтает.
И вот Август Миттенхайн только что растворил нечто непонятное в его чае. И смотрит на него так спокойно, что аж челюсти сводит.
Не в силах выдержать его взгляд, Алоис молча отдал ему ложку и тяжело опустился на стул. Кажется, Ищейка не заметил, что за ним все-таки наблюдали, но проблемы это не решало. Это вообще было бесполезной информацией для мозга Киршнера - заметь даже Миттенхайн его взгляд, он все равно не дал бы Алоису возможности не пить эту дрянь.
Демон сжал руки в кулаки под столом, пытаясь унять дрожь и опередившую события тошноту. В груди начинала клокотать злость - та самая, темная и страшная, как при встрече с Герри. И Алоис дернул головой; вспышка гнева не принесет ему ничего, кроме новых проблем.
Август заговорил какую-то муть о сверхъестественном мире, когда Киршнер сделал первый глоток. "Господи, - простонал про себя демон, совсем не слушая Миттенхайна, - господи, у меня действительно нет выбора".
- ...Допивайте свой чай, если не хотите быть в стороне от основных событий.
"Ах ты, сукин сын. Размазать бы тебя по стене, выдавить бы..."
Его телу и подсознанию было плевать, есть у него выбор или нет. Сразу заболела голова - там, где когда-то цвел страшный кровоподтек от удара об стену. Заныли зубы, дернулась челюсть - Алоис словно почувствовал грубую руку, с силой открывающую ему рот. Желудок свело сразу же, как только в него попала первая капля чая с растворенной в нем таблеткой черт знает чего. Рука, сжимающая чашку, мелко задрожала, и Киршнер со вздохом опустил ее на стол.
"Боже мой, я больше не выпью, - со страхом подумал демон, чувствуя дурноту и туман в голове. И если дурнота была вызвана таблеткой в чае, то туман в голове - услужливым подсознанием, смешавшим прошлое и настоящее. - Мне уже хватит. Я больше не смогу!"
-...Таким, как вы, иногда необходима эмоциональная встряска, но вот физически вы почти никуда не годны...
Прижав руку к горлу, Алоис все-таки усмехнулся. Он сразу же вспомнил пятерых пьяных идиотов, которые обступили еще неоперившееся Нечто около черного выхода из бара - в конце концов, на асфальте они лежали вполне себе живописно. "Откуда тебе знать, насколько я физически силен, сука?", - злобно подумал демон, поднимая взгляд на Миттенхайна. Перед глазами - ох, эти психологические травмы детства, никуда от них не деться! -все плыло, но все-таки Киршнер уцепился за бесстрастное лицо Ищейки в клубящемся тумане.
Как ни старался Киршнер, дурнота перебарывала все попытки справиться со злостью. Алоис махом допил чай, понимая, что хуже ему уже быть просто не может, и сжал чашку с такой силой, что - о господи, боже мой - она, кажется треснула.
-...Вам необходимо очиститься — в прямом смысле слова — изнутри, поэтому...
"О, я сейчас уйду! - почти с наслаждением подумал Алоис, медленно поднимаясь со стула. Он совсем сдался... своим внутренним демонам, так что ли? Ему было так плохо, что он просто не мог контролировать себя. - Но прежде я..."
Алоис накренился вперед и грохнул ладонью об стол перед самым носом Миттенхайна, тяжело оперся на подрагивающую руку и еще раз выловил лицо Ищейки из сгущающегося тумана.
- Я искренне надеюсь, - выдохнул Киршнер, переборов тошноту, - что вы, чертов герр Миттенхайн, в будущем больше никогда не подкинете мне подобную дрянь опять. Или, клянусь сраным Богом, перед тем, как меня ликвидируют, я из вас весь дух выбью, я пущу вам кровь, и мы посмотрим, насколько я физически не развит, и насколько мне нужна эмоциональная встряска.
Разъяренное сознание подкинуло очень важную информацию - ком тошноты уже подступил к самому горлу. Паника обуяла Киршнера, и он неловко сорвался с места. Кажется, он не вписался в дверной проем, а потом налетел на диван, на котором разлегся Чельберг - Алоис сквозь шум в ушах услышал изумленный и, кажется, даже злой голос Рейвена. Он не помнил, как оказался в ванной, как успел включить воду, но помнил, что, когда с грохотом упал на пол, изрыгал такие проклятья, которые не смог бы придумать на "трезвую" голову.
"Боже мой, пусть это прекратится. Путь это скорее прекратится!"   
Возможно, потом, когда это прекратится, Алоис даже не будет помнить о своем срыве - как в случае с Герри. А может, ничего не забудет и будет корить себя за несдержанность и слабость. Но сейчас ему было все равно. Прошлое смешалось с настоящим, Киршнер не знал, где начинается эффект от таблетки и где он заканчивается.
Он лишь молился, чтобы это поскорее прекратилось. Как тогда, в детстве накануне Рождества.

Отредактировано Алоис Киршнер (31.08.2014 19:20:51)

Время тянулось словно вечность, хотя, по сути дела, с того момента, как Рейвен от безысходности обрушился на диван и окончательно погрузился в мир интернета, до череды внезапных и громких событий прошло всего ничего.
Вот он читал на фейсбуке статью о самых ранних эмбрионах завроподоморфов, обнаруженных в Китае всего пару дней назад, и пытался понять, что это за хрень и зачем, собственно, раздувать из этого великое научное открытие, как его подбросило на диване. Фигурально выражаясь, разумеется: Рейвен попросту напрягся, сжался, как пружина, уставился внимательным взглядом на кухонную дверь.
Августу грозила опасность. Перенастроившийся с эгоистичного взгляда на мир Рейвен ощутил ее так, как если бы темные щупальца силы Киршнера тянулись к его собственному горлу, негромко зарычал, пытаясь одновременно и заглушить желание рвать недоброжелателя, и наслаждаясь им.
— Киршнес, с-с-сука, только, блядь, попробуй! — предупреждающе прикрикнул он. — Я тебе твой же хуй в жопу затолкаю!
Конечно же, Рейвен успеет. Тут бежать всего пару шагов, а это страшное и звериное чувство, живущее внутри него и готовое в любой момент активироваться, вовсе домчит его до Киршнера в считанные секунды.
Рейвен лежал, не шелохнувшись, мерно тянул носом воздух, ощущая нечеловеческую злобу и опасность, но даже не думал мчаться на место сейчас. Мышцы на ногах подрагивали от напряжения, ныли, дыхание то и дело срывалось, но Рейвен его выравнивал, потому что случись ему потерять контроль, как у руля встанет громадный пес, которому будет все равно, разгромит он квартиру, порвет Киршнера и попадется ли кому на глаза. Если в первый — и единственный — раз сущность прыгнула обратно на задворки сознания, когда на глаза попался предположительно мертвый Август, а теперь подобное произойти не могло: и пес, и сам Рейвен подобного допустить не могли.
Значит, если Киршнер не одумается, ему придется опять заниматься капитальной уборкой.
Хотя, конечно, с его ростом будет сложновато снимать собственные кишки с люстры.
Но Рейвен поможет. Ему не будет сложно.
Шум на кухне тем временем прекратился. Киршнер проскакал мимо Рейвена, задел диван.
— Хер кривожопый, — припечатал Рейвен, чувствуя некоторое облегчение. Правда, злости это облегчение не убавило: Киршнер все еще был зол до жути, правда теперь злость была направлена не на Августа, а будто бы размеренно и ровным слоем расползалась по близлежащему пространству.
События неслись со скоростью испуганной лошади.
Как только из ванной раздался громкий "бум", сдобренный бранью Киршнера, во входную дверь постучали. Рейвен даже телефон сунул в карман, чтобы ничего не упустить. Адская Гончая внутри все еще была готова прийти на подмогу — она, казалось, и вовсе ждала повода покрасоваться и перегрызть пару глоток. Рейвен взял бутылку водки, заглянул на кухню, увидел, что с Августом все хорошо, нахмурился на всякий случай, а потом мотнул головой в сторону.
— Я сейчас схожу открою. Поаккуратней с Киршнером, он тебя сожрать пытался, если что, — сказать получилось даже как-то буднично.
"Будь аккуратней, Август, с демоном, который решил забрать твои жизненные силы, ведь я как Потомок могу чувствовать все это говно, а ты — нет. Ты ж ебанись", — восхитился Рейвен новой картиной мира, которой до сих пор не переставал удивляться.
Он прошел к входной двери, провернул замок и выглянул на лестничную клетку. Перед ним стоял... — Рейвен слегка принюхался, оценил уровень наглость во взгляде, довольно хмыкнул, — Тод. Хоть эта квартира провоняла демоном, и это было круто, вкусно и приятно, но стоявший на порогу Потомок с примесью человеческой маньячности все равно отработал эдаким глотком свежего воздуха. Конечно, разбавление атмосферы уже не требовалось, но Рейвен все равно был рад.
— Оп, приперся, когда тебя не звали, — заулыбался он, сунул Тоду бутылку водки и хлопнул по спине. — Ну да ладно, заходи, гостем будешь. Тут, короче, Август и мой дружок беседы беседуют, на кухне и, кажется, в толчке, а мы с тобой в комнату пойдем, ты как?
Рейвен уцепился за рукав Тода, втащил его внутрь и сразу же захлопнул дверь, прислушался. Из туалета не раздавалось ни звука. А не помер ли там Киршнер? Рейвен отпустил Тода, прошел вперед, заглянул в приоткрытую дверь. Нет: валялся на полу мордой вниз, чем вызвал смутное удовлетворение, но не раскинулся, как близкий к кончине человек, а лежал так, словно ему было очень плохо.
Пожав плечами, Рейвен достал из кармана пачку сигарет, прикурил, затянулся и повернулся к Тоду.
— Вот такие у меня друзья, — сообщил он.

Отредактировано Рейвен Чельберг (02.09.2014 23:54:10)