Практическое Демоноводство |
Привет, Гость! Войдите или зарегистрируйтесь.
Вы здесь » Практическое Демоноводство » Архив эпизодов » 28.04.13 Маленькие такие гвоздики (заморожен)
[AVA]http://sa.uploads.ru/pJEW1.png[/AVA]Время и Место: ближе к вечеру, улицы Женевы; дом Мерцев.
Участники: Рене Мерц, Адольф Миттенхайн (Тод Рэнсон).
Краткое описание эпизода: история отношений с Ноа закончилась, не успев толком начаться. Но не весь Адольф смог принять поражение. Сестра Ноа — наиболее очевидная мишень, она же может дать ответы на многие вопросы Тода Рэнсона.
Предупреждения: насилие, аморальное поведение, пытки, нецензурная лексика.
- Подменишь? - с сомнением спросила Рене, глядя на Толстяка Джо. - С чего такая внимательность? - на лице подозрительность.
- Ты выглядишь болезной, отдохни. Да и Ноа... - татуировщик прикусил язык и посмотрел на так вовремя скрипнувшую дверь, известившую о новом клиенте. Но кривая усмешка на губах Мерц известила бедолагу, что она все и так поняла.
- Прекрасно, - ничего прекрасного, - развлекайся.
- Подожди, Мор обещал за тобой заехать.
- Вы сговорились?! - взъелась Рене, не обращая внимания на девчонку, не решившуюся обратить на себя внимание. - Я живу в трех кварталах. Нечего носиться со мной, как с яйцом!
- Рене!
Гневно сверкнув напоследок глазами, девушка выскочила из салона, громко хлопнув за собой дверью.
- Бесит.
Рене, как ей самой казалось, понимала все, и в какой-то степени ей льстила забота брата, но одно дело, когда опекает ее он один, а другое дело, когда этим начинают заниматься все остальные. Мерц очень ценила свою личную свободу, и никакие угрозы не могли ее заставить сидеть в четырех стенах, точно приговоренного к смертной казни, и ждать, когда придет этот псих. Если вообще придет.
Умом модель понимала, что если опасения брата окажутся правдой, а не страхом, вызванным паранойей, то при встрече с Хайном ей придется очень несладко, потому что этот придурок решил, будто должен владеть Ноа всецело и безраздельно. "Вот еще!" - фыркнула модель, и брови хмуро сошлись на переносице. Ноа принадлежит ей, ей одной и точка.
Достав из торбы "Капитана Блэка", девушка зашла в подворотню и прикурила. Проклятая зажигалка заработала далеко не сразу, и от психа Рене хотела уже шарахнуть ее об асфальт, но Zippo вовремя решило, что жить как бы еще охота, поэтому нашла в своих закромах еще немного бензина и выдало неровное пламя. Рене глубоко затянулась и закрыла глаза. Прислонившись спиной к стене, запрокинула голову и выдохнула струю дыма, чувствуя, как от этого простого движения сходит на "нет" ее напряжение. Это правильно, девочка, надо успокоиться, иначе вернувшись домой кому-то грозило отхватить по шее. Но нет, Ноа мы ничего не выскажем, ведь он хочет как лучше. Он такой милый, не правда ли? Да, милый. Очень милый, - по губам расползается улыбка. Рене уже знает, как заставит брата возместить ей ущерб за то, что она не смогла сегодня поработать. О, да, Мерц во всех красках представила, чем они будут заниматься сегодня вечером, и почувствовала, что от одной только мысли ее охватывает возбуждение. Девушка закусила нижнюю губу, не в силах сдержать самодовольной улыбки, а потом сделала еще затяжку.
Во всем есть свои плюсы.
Рене оторвалась от стены и, затянувшись в последний раз, бросила недокуренную сигариллу на асфальт, даже не потрудившись затушить ее. Поправив толстовку, она вновь закинула торбу на плечи и направилась обратно к улице.
Все время отпуска она никак не выходила у него из головы. Всплывала по ночам во снах Адольфа, заставляя того часто просыпаться и сбегать на кухню, чтобы за ночной сигаретой и стаканом крепкого кофе пытаться понять, что же он только что видел. И почему? Он не различал брата и сестру Мерц, последнюю видел от силы раза два и оба раза мельком, поэтому принимал ее за Ноа. Август тоже просыпался, поводов Хайн не знал, но предполагал, что работа даже в отпуске не отпускает его старшего брата. Август подходил и спрашивал, не нужно ли ему еще кофе.
Адольф догадывался, но не хотел думать о том, что разрыв с Ноа сказался на нем больше, чем он думал поначалу. Да, он с трудом, но смирился с тем, что им никогда не быть вместе. Раньше ему бы и в голову не пришло думать, что в этом виноват кто-то, кроме него. В себе Хайн и видел главную причину, а слова о сестре были восприняты им как отговорка. Адольф был достаточно умным, чтобы дойти до правды, но был недостаточно силен, чтобы ее принять. И потому он не увидел, какую ненависть зажгла Рене в Тоде. Не заметил, как она окрепла в нем.
По возвращении в Женеву, Хайн первым делом выспался. Проспал часов восемнадцать, не меньше. А потом обнаружил, что забыл таблетки в машине Августа. Но тот спал, мирно обнявшись с Рейвеном и будить их Потомок не решился. Он по-тихому приготовил себе омлет, стащил из холодильника еду и поехал на квартиру к Тоду. Его беспокоило то, что он может сорваться, если не примет лекарства и поэтому Хайн оставил сообщение на автоответчике Августа, прося привезти их ему.
"Думаю, ближайшие несколько часов я смогу прожить и без таблеток", — подумал Адольф и лег подремать на диван, укрывшись пледом.
Проснулся Тод еще более разбитым, чем засыпал Адольф. Таблеток от головной боли в квартире не нашлось, пришлось выходить в реальный мир. Рэнсону было все равно, что у Хайна были деньги. Он махнул на квартиру к Мерцам, рассчитав, что никто из них еще домой не вернулся. К Августу он не поехал — тот всучит Хайну таблетки, если не скормит насильно, и тогда прости-прощай долгожданная свобода.
По дороге он учуял знакомую энергетику, подумал, что это возвращается домой один из близнецов и ускорился. По старой схеме забрался в дом через окно, преодолев препятствия на своем пути. А попав в квартиру Тод принялся торопливо рыться в вещах Мерцев, ища там лекарство от головной боли. Когда в двери повернулся ключ, он вздрогнул и думал было сбежать, повинуясь подсознательному желанию Адольфа, но что-то его остановило. Он повел перед собой носом.
И оскалился.
Домой вернулся не Ноа.
— Добрый вечер, мадемуазель Мерц, — Тод появился перед ней неожиданно и, установив с ней зрительный контакт, продолжил. — Ложитесь на кровать прямо сейчас и закройте глаза. По счету три вы их откроете. И-и-и-и!
Тод резво связал руки и ноги девушки одеждой, поставил перед кроватью стул и, сев, досчитал до трех.
— Три! Приятно познакомиться, мадемуазель Мерц. У нас впереди о-ч-ч-чень долгая и приятная ночь.
Какая ирония судьбы. Ведь даже если бы она согласилась на сопровождение, ничего бы не изменилось. Все так же, придя домой, она бы обнаружила в квартире полоумного Миттенхайна, и сценарий не изменился бы. Просто ей это добавило бы пару минут. Или наоборот бы отняло.
Рене не успела ничего сделать. Она даже удивиться толком не успела, потому что стоило ей увидеть Адольфа, как образовался вакуум. Она не помнила, как шла в комнату. Не снимая ботинок, улеглась на кровать, а глаза как у зомби - открытые, но пустые. Лежать спиной на торбе было неудобно, но пока Рене не пришла в сознание, она этого не замечала. Когда же сознание вернулось к ней...
От чужого и незнакомого голоса она вздрогнула и попыталась резко подняться, но у нее не получилось. На какое-то мгновение в мозг вклинилась паника: художница не понимала, что происходит, да и собственную комнату узнала далеко не сразу. Все встало на свои места, когда она увидела Адольфа. В мозгу что-то щелкнуло, комната перестала казаться незнакомым помещением. Нет, Рене не успокоилась, но у нее хоть появилось представлении о том, где она и что происходит. Ну... последнее +/-, ок.
Ее руки были связаны и, судя по ощущениям, ноги тоже. Мерц чуть приподняла корпус, чтобы оценить весь масштаб проблемы, и вновь оустилась на подушки. Сердце стучало, как бешенное, но взгляд серых глаза оказался спокоен и презрительно-насмешлив.
- Как ты сюда попал? - требовательно спросила она, точно это не Рене лежала связанная перед поехавшим крышей человеком, а наоборот.
Я владею ситуацией, я владею ситуацией. Сердце грозит выскочить из груди, а до кого, как Рене взяла себя в руки, Адольф мог видеть страх, отразившийся в глазах девушки. Но главное просто протянуть время, а там придет Ноа, и все закончится. Или стоп. Ее озарило. Он пришел за ее братом. Ни в коем случае нельзя, чтобы Ноа приходил домой, ни в коем случае нельзя, чтобы он возвращался. Но, проклятье... Она бессильна.
- Развяжи меня, - потребовала Рене, все так же презрительно и насмешливо глядя на нежеланного гостя.
Тоду подумалось вдруг, что пока девица не открыла рот и сохраняла какое-никакое, а молчание, она была краше.
Вопрос внешней красоты тут не стоял, а если бы и стоял, то яйца и выеденного не стоил бы. Разница во внешности с ее близнецом минимальна, но опять же, точеное личико, другая линия скул и — о леший бы крыл их с Ноа батюшку — этот голос! Возможно, при других обстоятельствах Тод и счел бы его более чем прекрасным, но сейчас он чрезвычайно его раздражал. Даже не сам голос, сколько тон, с которым Рене произносила чудные глупости: авторитарный, грубый, требовательный.
Тод упивался своей маленькой победе, стоя перед кроватью, с возлежавшей на ней обездвиженной девушкой и улыбаясь так радостно, словно только что распаковал свой подарок на Рождество.
Конечно, глупо было быть недовольным человеком, которого насильственно связали, но сочувствовать Тод не собирался. Он уже был в такой же ситуации. Ему вообще много чего пережить пришлось, а смотрите, какой бодрый. Неужели Рене сломается под грузом обстоятельств?
Мерц его узнала, это было видно по глазам. Рэнсон прекрасно знал, кого именно увидела девушка: Адольф Миттенхайн в недалеком прошлом якшался с ее братом, успел даже с ним переспать и получить бесценный жизненный опыт первой несчастной любви и убедиться в сволочизме окружающих. В сочетании с его душевной болезнью — лично Рэнсона такая формулировка раздражала незначительно, тогда как Мортен настаивал на версии о переселении душ — это делало Потомка грифона опасным субъектом.
Осознав эту опасность и себя как ее источника, мертвый музыкант рассмеялся.
— А если скажу, то что? Что ты сделаешь? Замуруешь окна, заколотишь досками двери, а на улицу будешь выходить через дырку в трубе? — спросил он, когда приступ смеха смолк. Тод приблизился к девушке, присел на корточки и провел указательным пальцем вдоль линии скул, оставив на щеке легкую царапину от когтя. — Не зарывайся, милая. Как говорил один умный чувак, исходные данные у нас разные, а я могу заставить тебя сделать все, что захочу. На твоем месте я бы задумался над вещами более практическими. Хм, интересно, а что бы я спросил у бывшего парня моего брата, будь я связанным?..
Сослагательное наклонение в данном случае вряд ли играло, но Тоду нравилось представлять гипотетически возможное развитие ситуации. Его не прельщала мысль о том, чтобы оказаться на месте Рене, но упоминая связь Адольфа и Ноа, Рэнсон решил разыграть эту карту чтобы лишний раз ее позлить.
— А? Что-что ты сказала? — Тод поднялся на ноги, наклонился, прислонив ладонь к уху. — Старый стал, нихуя разобрать не могу! — Он выпрямился. — Ты попросила воды? Сейчас все будет, айн момент.
На кухне Рэнсон набрал воды из-под крана, вернулся в комнату, снова приблизился к Рене и выплеснул содержимое стакана ей в лицо.
— Ну что, гонору поубавилось, милая? Если нет, я еще принесу, только на этот раз увеличу размерность емкости. Скажем, тазик с кипяченой водой и уксусом. Тебе должно понравиться.
Он знал, что лучше не заговаривать с ней. Рене может ответить, ее взгляд и голос уже заставили пойти на необдуманный поступок, но она может заговорить — и тогда Тод не выдержит и сорвется.
Логика сумасшедших проста и до прозаичности последовательна, если вникнуть. Но был ли Адольф сумасшедшим? Он определенно не походил на серую мышь, что связалась с ее братом, но ведь не факт, что он был этой мышью. Ноа, конечно, говорил, что в парне точно живут два человека: милаха Дольфи и совершенно другой, наглый и самоуверенный тип. Если это и впрямь так, то сейчас перед Рене находилась вторая версия Миттенхайна. И, надо признать, это внушало ужас.
Смех Адольфа девушке не понравился, она чувствовала себя точно бабочка в руках таксидермиста. И то, что она еще жива, было скорее минусом, чем минусом, ибо от этого безумного палача можно было ожидать чего угодно. Рене бы помолчать, да как-то не получалось - в экстренной ситуации все реагируют по разному, но Мерц не собиралась впадать вступор. Как, похоже, и включать режим самомохранения.
Она промолчала, не ответив на вопрос Хайна, но почувствовала себя до безобразия глупо. Впрочем, где-то на заднем плане внутренний голос саркастично поинтересовался, неужто и впрямь через окно влез? Этаж не первый, прости. Это по меньшей мере смешно. Но нет, девушка не стала бы замуровывать окна и двери, но явно улучшила бы защиту: окна, какие не вскроешь с улицы (хотя эта идея до сих пор казалась безумной, но если вспомнить, с кем она имела дело...), и двери, которые хрен взломаешь. Да, она не пожалела бы денег, чтобы защитить свое логово.
Хотелось плюнуть этому козлу в лицо, но Мерц удержалась, лишь зубы сжала с такой силой, точно хотела стереть их в крошку. Она ни на секунду не поверила, что он развяжет ее. Парень издевался и получал от этого явное удовольствие. Будь это другой мужчина и немного другая ситуация, художница даже приняла бы условия этой ролевой игры, но не в этот раз. Мозг отчаянно работал, стараясь найти выход из ситуации, но не находил. Глаза внимательно следили за пленителем, и когда он ушел, девушка знала, что последует, когда он вернется. Но у нее есть шанс освободиться. Ну или хотя бы попробовать. Быйстрей, Рене! Быстрей! Но слишком туги узлы и слишком мало времени. сердце вновь бешенно забилось, когда Рене услышала возвращающиеся шаги. БЛЯТЬ! СУКА! СУКА! ТВАРЬ!
Рене откинулась обратно на кровать, которую столько раз делила с Ноа, и чихнула, когда вода попала в ноздри. Она ненавидела Миттенхайна. Она ненавидела его всем своим существом. И эта ненависть отразилась во взгляде, но вместе с тем, в нем проскочило что-то безумное. Ей следовало бояться - и она боялась, ей следовало молчать, но она не могла. Тормоза срывало напрочь. Он убьет ее. Он ее убьет, а изуродованный хладный труп найдет Ноа. и он будет знать, кто это сделал с его любимой сестрой, и он отомстит. О да. Он отомстит.
- А тебя это заводит, - не вопрос, а утверждение; на губах широкая, самодовольная и безумная улыбка. - Что, проблемы с потенцией? Иначе не заводишься? Оу, - издевательски-сочувственно произнесла она, глядя в глаза Адольфа. - Только не говори, что в детстве папочка развлекался с тобой, играя с твоим стручком, а теперь тебе этого не хватает. Бедный Дольфи.
Она расхохоталась. Она провоцировала на агрессию. Ей не страшно. В эту секунду ей было совершенно не страшно.
- Ну что стоишь, сосунок? Покажи мамочке, на что ты способен! - в голосе зло. Она понукала его. Действуй! Действуй, мать твою! ты, педрила несчастный! Действуй, сука! Допусти ошибку! Допусти только одну ошибку, и я покажу тебе, где раки зимуют.
Отредактировано Рене Мерц (30.12.2014 01:36:11)
Тод Рэнсон чувствовал ненависть.
Не сказать, что он чувствовал её всю свою жизнь, но большая часть пубертатного периода прошла для молодого человека в оттенках багрово-красных, кровавых. Желанных, поскольку все мало-мальски запретное обществом круга общения его родителей порицалось, и именно это стало для ныне мертвого музыканта отправной точкой в его стремлении познать все оттенки боли, садизма, извращенного удовольствия, поскольку прочие радости обывательской жизни казались чересчур пресными, слишком скучными.
Они были чем-то, что делал ежедневно каждый человек.
Тод себя к таковым не причислял.
Тод Рэнсон чувствовал ненависть Рене — и ему это нравилось. Благодаря чутью Потомка он чувствовал то, о чем он не мог даже помыслить в своих снах. Мерц давала ему то, чего не смог дать Адольфу Ноа, и это заводило. В определенном смысле, связанная на девушка нравилась Тоду даже больше своего близнеца, когда тот был свободным и не особо стесненным в движениях.
Тот определенно возненавидит Адольфа, когда узнает, что тот сотворил с его второй половинкой. В том, что Мерц об этом узнает, лично Тод ни капельки не сомневался. Однако бразды правления телом Адольфа в настоящее время взял Тод, и сложные межличностные отношения в этом любовном треугольнике, строго говоря, были не его геморроем и отошли на второй план.
Он вряд ли испытывал теплые чувства по отношению к человеку, причинившему его родственнику боль. Но в семье Рэнсон Тод был единственным ребенком, подсознательной привязанности Адольфа к Августу не разделял, а потому даже при всем желании не смог бы понять принципа взаимоотношений в семье Мерц — запретных, инцестуальных, одним фактом своего существования нарушающих все существующие нормы и правила.
Все, чего он хотел — причинить Рене боль.
Наличие второй половинки у этой девушки совсем не означает наличие у нее привилегии выпендриваться. За такое не то, чтобы в лицо стакан воды выплескивают — за такое язык отрывают, так что пусть её благодарность после запечатлеет Ноа.
Она, Рене, украла у Адольфа Ноа — давно, очень давно, еще по праву рождения, но это ведь совсем не означает, что срок вышел и наказания не последует.
Подобные проступки Тод прощать не намеревался.
— Оставь эти инцестуальные штучки, они на мне не работают, — Тод по достоинству оценил широту, искренность и количество яда в улыбке, которой одарила его Рене, и вернул его двукратно умноженным. — Значит, ты все-таки хочешь еще воды? Отлично, я принесу тебе еще, моя милая!
Определенно, тело юной девушки буквально молило об этом!
— Ненавидь меня, желай уничтожить меня! — Кричал Тод, пока выцарапывал из морозильной камеры холодильника Мерцев весь лед. Он понимал, что серьезно рискует, а голос разума, еще недавно бывший тусклым отголоском, все чаще поднимал голову, и теперь предупреждал о том, что Тод должен быть предельно осторожен, иначе рискует заиграться и слить свой ход, а Рене дать шанс на реванш. Но пошел бы он в задницу!
Рэнсон вытащил из морозильной камеры холодильника кусок свинины, ударил им об пол, поднял его на уровне глаз и предвкушающе улыбнулся.
— Усохни, Мортен, — промолвил он. — Сейчас ты для меня значишь не больше, чем этот кусок мяса.
В самом деле, это никуда не годится. Демон проиграл свои права человеку, когда места в очереди на явление в мир живых только распределялись, так что теперь пусть не жалуется. Сам проморгал ответственный момент.
"Рене может взять верх", — тусклым голосом разума пытался пробиться сквозь кроваво-красную пелену ненависти Мортен.
Тод в это не верил.
Ледяной кусок мяса занял свое место в декольте художницы, а кусочки льда Рэнсон равномерно разложил вдоль ее тела, методом проб и ошибок определив наиболее чувствительные места. Закончив свою работу, он отошел от кровати на несколько шагов и хлопнул в ладони, удовлетворенный своей работой.
— Прекрасно! Просто прекрасно, Рене! Видел бы тебя сейчас Ноа, поди не нарадовался бы... но знаешь, ты сейчас моя игрушка, — взгляд Тода стал жестким, он быстро облизнул губы, затем склонился над Рене. В адольфовых глазах не было ненависти или презрения, была только радость и предвкушение. — К твоей радости я подох и ныне компенсирую Дольфи то, чего он не в силах взять сам. И потому я, выражаясь языком одного гениального бюрократа, спрашиваю тебя: оправданно ли ты вообще родилась на свет, Рене?
Ей показалось, что она сумела что-то задеть в нем, но это «что-то» оказалось совсем не тем, чего она хотела. Она ждала, что он распустит руки, а он лишь усмехнулся, ушел на кухню. Но за водой ли? Звуки открывающейся морозилки и того, как что-то с глухим стуком приложилось о пол, насторожили модель и навели на весьма и весьма удручающие мысли. Да что там «удручающие» - воображение подсунуло девушке такие картины, что у нее волосы на руках встали дыбом.
Рене быстро подняла глаза и отчаянно завозилась, стараясь расслабить путы. Хорошо, что это всего лишь одежда, а не веревки, иначе все оказалось бы совсем плохо. Да и Адольф, судя по всему, не был специалистом по узлам, поэтому разболтать ткань оказалось задачей вполне выполнимой. Жаль только, что собственная паника мешала действовать без спешки. А спешка мешала. Очень мешала.
Мерц не слушала, что ей там кричит Миттенхайн, но когда он вернулся, горло сдавил спазм, и Рене еле сглотнула слюну, наполнившую рот. В руках этого психопата была замороженная свинина. «Он хочет меня убить», - пронеслось в голове. Тату-мастеру казалось, будто она уже чувствует, как этот кусок мяса проламывает ей череп, как разбивает в кровь лицо. Но нет, он всего лишь кладет его ей на грудь. Лед жжет кожу, и девушка на секунду задыхается. Она напрягает всю свою волю, но все равно непроизвольно дергается, когда лед касается особенно чувствительных мест. Она горит от того, что ей холодно. Что за чушь?
Сцепив зубы, художница на секунду плотно закрывает глаза. Ее организм никогда не отличался богатырским здоровьем, и сейчас весь этот лед стал для него серьезным испытанием. Мерц вся покрылась гусиной кожей, и хоть девушка очень старалась, но все равно то и дело судорожно выдыхала воздух, и мелкая дрожь вступала в свои законные права.
Холод мешал взять себя в руки, но Адольф (или не Адольф), сам того не ведая, делал все, чтобы злость и ненависть взяли над Рене Мерц. Он сам будил в ней зверя. Зверя опасного, ибо загнанного. С женщинами вообще лучше не шутить, тебя этому не учили, Хайн? Или как там тебя.
Когда девушка открыла глаза, то в них вновь горел бесовской огонь. Она растопчет этого ублюдка, дайте только освободить хотя бы одну руку. Приложит его вот этим мясом, которое так уютно тает на груди. Все это отразилось в ее глазах, а на губах вновь появилась эта безумная улыбка.
- Не говори «гоп», пока не перепрыгнешь, - усмехнулась девушка, и на секунду ее глаза стали чуть шире.
Ей хотелось плюнуть ему в лицо, благо он был довольно близко, но стоило только только разомкнуть губы, как челюсть готова были тот час отбить короткую, но красноречивую чечетку.
- Спрашивает меня тот, кого и на свете нет, - не разжимая зубов прошипела готесса и гадко ухмыльнулась.
Ну и что ты сделаешь, недомерок?
Абсурдная по сути своей ситуация выбивала из колеи их обоих. Разница была только в векторе: Рене испытывала иррациональный страх за свою жизнь, а Тод искренне наслаждался происходящим, купался в роскоши эмоций, предоставляемых ему художницей. Он рисовал по холсту ее жизни своими красками, рискуя увлечься и навлечь на себя беду куда большего масштаба, чем мог себе сейчас представить. Но сейчас Тод об этом не думал.
К чему было думать о перспективах, когда прямо перед ним холодеет теплое, живое существо, которое к тому же всерьез опасается за свою жизнь? Ничего лучше и быть не могло!
По возвращении Тод не заметил, что путы, связывающие Рене по рукам и ногам ненамного, но ослабли. Его внимание целиком было сосредоточено на ее лице. В течение нескольких минут Тод просто молча наблюдал за дискомфортом, который испытывал другой человек — и не мог прекратить улыбаться. К перекошенному вечным страхом лицу Адольфа такой сорт улыбки — предвкушающей, азартной и при этом ужасной, жесткой, без капли достоинства — не шел, да и конвульсивность ее никуда не исчезала, поэтому выглядел он странно. Отталкивающе.
Если не жалко.
— Когда перепрыгнешь — тоже не говори "гоп", — охотно ответил Рэнсон, нависая над Рене и в очередной раз рискуя. И с неудовольствием наблюдая, как страх в ее глазах вновь сменяется гневом. Он нахмурился, нетерпеливо топнул ногой, обретая сходство с капризным ребенком. — Так, мне все это не нравится. Возвращай все как было!
"Все как было" — это первые минуты встречи, это растерянность Рене и ощущение собственного превосходства Тода. Это хотелось вернуть, потому что наносить раны не снаружи, а пытать человека изнутри оказалось интереснее, чем Рэнсон мог подумать еще месяц назад. Внушение, в итоге приводящее к самоубийству, не шло ни в какое сравнение с этим чувством, которое щекочет и приятно сосет под ложечкой. Мерц в его власти, она слаба, а он, наоборот, силен.
В конце-концов, у него есть когти.
Тревожная мысль о когтях, и соответственно о том, что в скором времени возможно придется обороняться, застигла мертвого музыканта врасплох. Он уже начинал чуять опасность, но пока не мог его осознать. Неосознанно Тод отступил на шаг назад, при этом стараясь скрыть очередной конвульсивной улыбкой свой страх. Зарождающийся, но уже пустивший корни.
Он не знал толком, чего боялся больше — перспективы быть связанным, явно исходившей от Рене или всплывшего в памяти воспоминания о других глазах, смотревших с тем же выражением?
— То, что реального меня нет на свете не должно тебя волновать, — сообщил Рэнсон, выпрямившись. К нему стремительно возвращалось прежнее нахальство. — Что тот я, что этот — тебя бы по-любому связали. Так что работать тебе предстоит с этим фактом, который, кстати, уже свершился. — Тод хлопнул в ладоши. — Кстати, знаешь, что планы всех злодеев шли прахом из-за их излишней откровенности? Я не шибко и злодей, да и плана у меня нет, но замучить тебя изнутри, оставив при этом целой — что может быть лучше? Красивей? Изящней? — в последнем слове он растянул гласные.
Искушение ощутить свою власть над Рене оказалось сильнее страха. Тод навис над Мерц, расставив руки по бокам и смотря на нее сверху вниз.
Вы здесь » Практическое Демоноводство » Архив эпизодов » 28.04.13 Маленькие такие гвоздики (заморожен)
