Казалось, после урегулирования происшествия с Рейвеном и ликвидации последствий скоропалительной односторонней реакции отрицательного спектра, не может произойти ничего экстраординарного: время близилось к позднему вечеру, решение о продолжении расследования по делу Крысолова было принято отложит на утро и Миттенхайн-старший отправился на кухню — заваривать последнюю на сегодня чашку кофе и заодно совершить очищение столовых приборов. Рейвен к этому времени уже задремал и будить его было бы верхом глупости. Нервная система Потомка была истощена до крайности, ему требовался длительный отдых — Август настоял на том, что следующие сутки Чельберг не должен покидать дом. Тот, казалось, был совсем не против остаться в постели в течение еще нескольких жизней.
Поэтому когда зазвонил его личный телефон, Август быстро завершил рассортировку столовых приборов в посудомоечной машине, неловко звякнул краем тарелки, но успел взять трубку после первых нот стоявшей на входящие вызовы мелодии.
Уже тот факт, что звонили по его личному номеру, который был доступен лицам, вызывавшим у Главной Ищейки особое доверие, сулил дополнительную работу. Так чувствовал внутренний камертон, а ему Август привык доверять.
Его прогнозы подтвердились — звонили из Дома. Несколькими минутами ранее им поступил звонок от некоего Джея Аоки (фамилия царапнула слух чем-то знакомым) с просьбой о помощи в одном деликатном деле. В дальнейшие объяснения Аоки пускаться отказался, сославшись на неотложность дела и настояв на обязательном присутствии Августа. Адрес его местонахождения прилагался.
На вечерние приключения Август расчета не имел. Под его ответственность в настоящий момент спал и видел десятый сон его подопечный, который может испытать стресс, если проснувшись не обнаружит в доме Миттенхайна. С ним не стоило шутить. Однако, обстоятельства звонка Джея Аоки были слишком подозрительными. С ними необходимо было разобраться и Август, наскоро переодевшись в деловой костюм и пригладив волосы, сел в автомобиль и отправился по указанному в сообщении адресу.
Свет фар высветил фасад презентабельного на вид особняка. Машину Август припарковал на подъезде к воротам, вышел из нее, поставил на сигнализацию и направился к главному входу.
Его встречал по-видимому сам Джей Аоки. Некоторое время он разглядывал Ищейку, словно старался отыскать в нем чьи-то черты, возможно, казавшиеся ему знакомыми. Лицо Августа осталось безэмоциональным.
— Добрый вечер, Аоки-сан, — сухо поздоровался Миттенхайн-старший, пожимая ладонь молодому человеку. Прикрыв глаза, он легко качнул головой как бы говоря "не стоит беспокоиться", привычно сопроводив действие словами. — Вам нет нужды беспокоиться, я нахожусь при исполнении служебных обязанностей двадцать четыре часа в сутки. Я уже осведомлен о чрезвычайности вашего положения и имею намерение узнать детали: сами понимаете, для достижения наибольшего эффекта, помимо времени мне необходимы ваши показания. Что вы имеете мне сообщить?
Аоки проводил его в гостиную и предложил совершить посадку в кресло, тогда как сам предпочел остаться на ногах. Это был тот самый момент, когда невозможно было определиться с позицией: либо занять предложенное место и тем самым удовлетворить потребность хозяина дома позаботиться об удобстве гостя, либо отказаться и остаться стоять, оставаясь с хозяином дома на равных и не заставляя его испытывать стресс от неравноправия его с гостем положения тел в пространстве комнаты.
Подумав, Август все же принял предложение, но присел на самый край кресла. Спину держал прямо, на лице не было ни тени заинтересованности. Видимость, полезная видимость.
— Хм, — Миттенхайн моргнул, подался вперед и принял бумаги. Держа их двумя пальцами, он внимательнейшим образом ознакомился с содержимым. Положив бумаги сперва на колени, Ищейка достал из кармана пиджака сложенный вдвое файл и поместил в него перечень имен. — Вы должны понимать, что в одной этой фразе содержится масса увлекательных подробностей. Прежде всего, личность Крысолова. Его наличие в ваших руках неоспоримо, если принять сообщенную вами информацию за данность. Но я хотел бы знать: он находится в здравом уме? Не сомневаюсь, вы лишили его сознания сразу же после передачи его в ваши руки. И, Джей — надеюсь, вы позволите называть вас так — при каких обстоятельствах произошли описываемые вами события?

Отто Бауэр. При упоминании этого имени по лицу Ищейки пробежала тень былых дум относительно этого человека. Его таинственное со всех точек зрения исчезновение, тревожный звонок его коллеги-законодателя, — эти и некоторые другие обстоятельства, предчувствия, воспоминания и мысли нашли отражение в этом метафорическом выражении душевного состояния, на краткий миг нашедшего пристанище на мимических мышцах.
Внешне Август Миттенхайн являл собой образец невозмутимого спокойствия, но внутренний камертон заставлял его испытывать некоторую степень беспокойства относительно судьбы добропорядочного во всех смыслах человека. Ищейка слегка приподнял брови, что на его языке означало если не крайнюю степень удивления, то некоторую оторопь точно.
Отто Бауэр — Крысолов. Допустим, это предположение соответствует действительности. Что он выиграл, затеяв игру с Домом? С одной стороны ему была выгодна эта авантюра под громким названием "сезон самоубийств". Шум, производимый в городе религиозными активистами, прессой и простыми горожанами, в число которых вошли и представители Существ, должен был позволить ему выиграть время. Бауэр что-то искал. Не преследуй он именно этой цели — самоубийства как способ ухода из жизни не имели бы смысла. Уважаемый член общества не стал бы совершать действий, не имеющих под собой веских оснований, стало быть жизни подростков были принесены в жертву, либо Бауэр стал жертвой шантажа.
Август коротко кивнул, на некоторое время потеряв способность моргать, отчего глаза очень быстро пересыхали и начали слезиться. Механически взяв чашку левой рукой — правая прижимала к бедру файл с вложенным списком имен — Ищейка механически сделал крупный глоток.
— Вы сделали большое дело, сообщив мне об этом безотлагательно, — наконец получилось моргнуть, Август отмер, поднял взгляд на Аоки. — Как вам должно быть известно, в последнее время Потомки все чаще демонстрируют асоциальное поведение. Их лояльность Дому и в былые времена находилась под большим вопросом, однако теперь все чаще они становятся невольными свидетелями, либо инициаторами разного рода бед для жителей города. — Август сделал еще глоток, но на этот раз отпив куда меньше жидкости. — Благодарю вас за прием и горячий чай. Простите, что перебил вас. Пожалуйста, продолжайте ваш рассказ.
Итак, что выходило в сухом итоге? Аоки встретился с неким Потомком, затем они прибыли в место содержания предполагаемого Крысолова. Август отставил свою чашку — и до конца рассказа к ней не прикоснулся.
— Ваши слова, Джей, заставляют по-иному взглянуть на некоторые вещи, — подняв перед собой список имен, Миттенхайн еще раз внимательно его изучил. Он развернул лист и указал на первое имя в списке. — Не обращайте внимания на имя. Как бы мы не соболезновали ему и его семье, он сам не представляет для нас в данный момент никакого практического интереса. Зато наше внимание обращает на себя почерк, манера письма. Видите? Твердый, уверенный росчерк над "i", кончик письменного прибора вдавлен в лист до упора, оставляя с обратной стороны рельефный отпечаток. Я узнал эту манеру письма — она принадлежит Отто Бауэру, с которым я — и многие его коллеги — в последние годы вели дела. Ваш информатор оказался прав. К моему сожалению.
Три года назад Август уже испытывал подобные чувства — когда закрывал дело братьев Богарди. Смесь изумления, сожаления и непонимания.
Три года назад каждый в Доме — даже те, кто избегал вхождения в него и отношение к организации имел весьма косвенное — узнал, кто такой Август Миттенхайн. Узнал, кто он и на что он способен.
Три года спустя Август вновь сидит в чужом доме с неопровержимым доказательством причастности Отто Бауэра к "сезону самоубийств".
Сейчас самое время, чтобы задать себе один-единственный вопрос, которого он так долго избегал: почему уже второй человек из тех, к кому Август бессознательно тянулся, принимал за равного, был готов оказывать какую угодно помощь, если на то будет нужда — почему он оказывается преступником, отнимающим жизни?
Мортен Богарди в прошлом причинил Августу немало беспокойства, но в определенный момент тот неоднократно предпринимал попытки урезонить мстителя: передавал копии материалов из Дома, тайно встречался с ним, много говорил. Пытался убедить, что развиваться экстенсивно — не самый лучший путь. Покойный ныне демон едва не стал ему другом.
А Отто Бауэр практически заменил Миттенхайну отца.
— Согласно стандартной процедуре, вы обязаны передать мне в руки предполагаемого Крысолова и вашего информатора. — Август говорил, но не слышал себя. — Желательно, обоих сразу. А как звали вашего информатора, кстати?

— Это соответствует действительности в полной мере. Мы — сейчас я имею в виду себя и многих других секретарей и законодателей федерального и законодательного собраний — вели с ним дела на протяжении многих лет, — предположение Аоки-сана получило подтверждение.
Графология, в самом деле, немало поведала ему о Бауэре — однако ни один специалист не состоянии с августовской точностью истолковать некоторые детали, заметить которые мог только он, — тот, кто неоднократно держал бумаги, принадлежавшие человеку с безукоризненным почерком.
Дело было в том, что Отто Бауэр присутствовал на политической арене страны достаточно давно, а Август почти десятилетие проработал и под его началом в том числе. Он видел его бумаги много раз и был в состоянии опознать почерк многоуважаемого члена законодательного собрания Швейцарии, даже мельком увидев.
Предполагаемый Крысолов составлял список своих будущих жертв в обстановке сытого спокойствия, Бауэр так же никому не позволял беспокоить себя во время написания им важного документа (всегда вручную) — но этим, уже несколько измятым в руках Ищейки листком, он будто бы с кем-то прощался.
Подобная сентиментальная сентенция ни за что не пришла бы Миттенхайну-старшему в голову, если бы не долгие годы службы и связь, объяснение которой Миттенхайн-старший не мог дать даже сейчас. Джей совершил попадание в цель — Август и Отто Бауэр, в самом деле, были связаны не только служебными отношениями.
Миттенхайн скосил взгляд на листок, убрал большой палец с заглавных букв имен жертв. Нехорошее предчувствие совершило звонок в камертон.
Таким почерком обыкновенно выводили свои послания самоубийцы, которым удавалось в некоторой степени прорваться сквозь заслон марева сделанного им внушения.
Таким почерком Отто Бауэр отправил на тот свет подростков — если (если!) он виновен — в последний раз.
Имена и фамилии подростков показались Августу смутно знакомыми.
— От перемены мест слагаемых вина герра Бауэра — при подтверждении его личности как Крысолова — не меняется, — Август нахмурился, если бы мышцы его лица были способны на этот подвиг. Веселья Аоки он не разделил. Сейчас лицо главного Ищейки было словно заморожено. К нему намертво пристала маска каменного спокойствия. На деле он одеревенел изнутри. — Что касается списка — из всех этих имен наиболее бросается в глаза имя Сато Ай. Мы не были представлены друг другу лично, однако, представителей азиатской культуры в Женеве не так много. Прочие же были участниками благотворительной программы, спонсируемой именно герром Бауэром.
Неизвестно откуда внутри его души зародилось и постепенно крепло желание срочно что-нибудь срочно разбить. Стекло, фарфор, гипс — что угодно, лишь бы не ранить смертельно, но выпустить пар. Август почувствовал слабую дрожь в пальцах рук и встал — получилось резче, чем хотелось бы.
— Рэнсон?.. — Август сжал и разжал ладони. — Ваши информаторы, Джей, должно быть сторицей отрабатывают свои деньги. Я действительно знал одного Рэнсона. — Он вышел вслед за Аоки и до нижних помещений шел позади, чуть отставая и убрав руки за спину. Практически всю дорогу оба провели в молчании. Когда дошли до комнаты, где содержался предполагаемый Крысолов, Август, наконец, заговорил снова. — Он погиб из-за меня.
Миттенхайн не знал других вариантов фразы «я подписал приказ о его ликвидации», что на простом человеческом языке означало «я убил его».
Тело не ощущало холода. Август совершил одну нелепую ошибку за другой, словно соревнуясь сам с собой — запнулся о порог, вдохнул слишком много затхлого воздуха и закашлялся, чуть не налетел на стул со связанным Бауэром. Наконец, он взял себя в руки, одернул пиджак, провел ладонью по волосам и встал прямо перед пленником, протянул к нему ладонь, но не смог дотронуться до лица обыкновенно свежего, но сейчас осунувшегося.
— Герр Бауэр, очнитесь, — сухо, не своим голосом, потребовал Август.
Бауэр открыл глаза не сразу. Даже на это простое действие ему потребовалось около двух минут.
— А-а-а, мальчик мой, — улыбка, которую не получилось идентифицировать, скользнула вдоль пересохших губ. — Вот мы и встретились снова. Никогда бы... — он закашлялся. — ... никогда бы не подумал, что меня поймаешь именно ты. Ты хорошо потрудился.
— Вы признаете свою вину в организации самоубийств подростков? — Август смотрел мимо, стоял прямо, будто в корсете и сухо требовал ответов. — Чистосердечное признание облегчит вашу участь. Даю вам слово, вам убьют не сразу.
— Ну конечно же, не сразу, раз ты здесь. Закон и правило — твое второе и третье имя. Совершать самосуд не в твоих привычках... главный Ищейка.
"Вы знали".
Август оглянулся на Джея.
— Ваш информатор здесь? Процедура требует очной ставки.

Последнее, что Адольф помнил — рука Джея Аоки, лежавшая на его голове, его пальцы, касавшиеся волос.
Потом была темнота. Не получалось вспомнить, ни когда он отключился, ни кто заставил его это сделать. Можно было лишь строить предположения.
"Я не хочу, чтобы Тод возвращался", — подумал Адольф почти с искренней обидой.
Он открыл глаза и поморщился – с непривычки, после нескольких часов, проведенных в темноте, глаза отвыкли от света. Даже скудное освещение этой маленькой комнаты заставляло Потомка испытывать дискомфорт. Мотнув головой, он попытался сфокусировать взгляд на человеке напротив. 
Он тоже сидел на стуле, тоже связанный по рукам и ногам. Хайн чуть подался вперед, втянул носом воздух. Потомка в мужчине Адольф учуял сразу, а вот идущие от него ощущения интерпретировать толком не мог. Его словно что-то сбивало. Будто в этой комнате был еще один человек с такими же чувствами, но сильно искаженными.
В комнате есть еще люди, понял Адольф и поднял голову, обнаружив стоявшего рядом с его пленителем Августа. Когда их с братом взгляды встретились, Миттенхайн-младший похолодел и вжался в стул, испуганно таращась на Ищейку.
"Это не должно было случиться! Я все предусмотрел, все устроил так, чтобы этой встречи не произошло!"
— Что... что я здесь делаю? — спросил Адольф, не понимая, к кому конкретно обращается. Он дернул руками в путах, потом еще раз и ужасно злился, что не может их порвать. — Кто этот мужчина? Что здесь делает Ищейка? Джей, вы нарушили слово...
— О,  мальчик мой, — Бауэр едва заметно усмехнулся. В отличие от второго пленника он был спокоен и смиренно принял то, что его связали. Адольф посмотрел на него с непониманием. — Ты и не должен был знать, кто я такой.
— Я не хотел здесь находиться, — кивнул на Джея и Августа потомок грифона. — Меня привезли сюда насильно, связали. А как насчет вас?
— Я тоже, — просто ответил незнакомец. Адольф невольно засмотрелся на седину в его усах и маленькой аккуратной бородке. — Но другой человек захотел этого. Именно он собрал здесь всех нас. - Он помолчал, а когда продолжил голос его звучал задумчиво. - Сила его воли поразительна, а его стремлению отстаивать свои интересы может позавидовать любая Ищейка. Он мог бы стать отличным козырным тузом в игре против Дома или в его стенах, но, увы, судьба распорядилась иначе.
- Вы говорите о Тоде?
- Несомненно, - мужчина мягко улыбнулся Августу. - Это ведь он рассказал вам обо мне?

Миттенхайн-старший все больше походил на робота. В его поведении легко угадывалось желание укрыться за канцелярскими формулировками, тем самым отгородившись от чужого любопытства. Ему можно было посочувствовать. В подобной ситуации, когда преступником оказывается хорошо знакомый человек (а, судя по реакции Крысолова, их с ищейкой и впрямь связывали теплые отношения), трудно сохранить самообладание. У Миттенхайна это получалось, хотя и не без погрешностей.
Что же касается догадки о родстве ищейки с безумным потомком, Аоки не был уверен в ней полностью. Теперь, когда оба находились в одной комнате, сходство было еще более заметным, но холодное признание Миттенхайна-старшего в знакомстве с информатором служило лишь косвенным подтверждением.
- Вынужден Вас разочаровать, герр Бауэр - заметил Джей, усаживаясь на один из принесенных слугами стульев. – Вас всех собрал здесь не Тод Рэнсон и вовсе не судьба. Однако это не имеет особого значения. Мистические объяснения происходящего всегда привлекательнее, чем объяснения простые и приземленные.
Лицо Аоки стало каменным. Его взгляд скользил по лицу лже-Рэнсона так, словно он смотрел неинтересную программу по ТВ. Возмущение парнишки Джей оставил без внимания.
- Вашему родственнику требуется медицинская помощь, - тихо произнес он, вновь исподволь наблюдая за Миттенхайном-старшим. - Впрочем, и это не мое дело.
Джей не лукавил. Постепенно он все больше терял интерес к своему второму пленнику и ищейке. Желание же узнать то, что известно Крысолову, напротив, росло. Джею было неважно, как называть младшего потомка. Он прекрасно знал, что испуганный парнишка - не Тод. Зловредный Рэнсон спал, но мог очнуться в любую минуту.
- Да, интересуюсь, - без уверток ответил Аоки, посмотрев на Бауэра. – Почему охотники выбрали меня?
У Джея было много вопросов, но задавать их все разом было неправильно.